Мои воспоминания - 183

 В самый день приезда моего в Керчь я был приглашен ежедневно обедать у Раевского. Перед обедом я познакомился с его женой, Анной Михайловной, урожденной Бороздиной{[1]}. Она была женщина умная, но излишне bas-bleu[2]. К обеду приходили постоянно Филипсон, [Александр Иванович] Панфилов, [Платон Александрович] Антонович и некоторые другие. Раевский, которому трудно было просидеть долго в сюртуке, хотя очень широком, уходил вскоре по окончании обеда. За этими обедами я в первый раз увидал начальника III отделения Черноморской береговой линии полковника Николая Николаевича Муравьева{[3]} (впоследствии графа Амурского, генерала от инфантерии и члена Государственного Совета). Он приехал с донесением о сделанной им экспедиции в долину Дал в Цебельде, за которую произведен в генерал-майоры. Вообще его служба шла очень счастливо. Приехав со своим дядей Головиным на Кавказ в чине майора, он менее чем в два года получил три чина и пять орденов разных названий и степеней. Он был очень умный, ловкий и живой человек и мне очень понравился. Раевский был большой ботаник; <и> Муравьев ему привез довольно высокий розан, который он сорвал в поле во время последней экспедиции, в начале января.

 В Керчи {кроме Раевского} я часто бывал у градоначальника князя Херхеулидзева{[4]}, человека ума небольшого, с плохою памятью, но очень доброго. У него познакомился я со старым декабристом Лорером{[5]}, который после ссылки в Сибирь на каторжные работы был назначен солдатом на Кавказ и незадолго перед моим приездом в Керчь был произведен в прапорщики. В Керчи все военные ходили без эполет в одних контрпогончиках, а потому Лорер, по его летам и осанистому виду, всякому его не знавшему казался не прапорщиком, а генералом. В одном из донесений о взбунтовавшемся полку, в котором Лорер был в 1825 г. майором и батальонным командиром, о нем было сказано: "неистовый майор Лорер". Во время же моего с ним знакомства он особенно занимался здоровьем всех детей, вообще был очень добродушен, и нет сомнения, что с его добродушием он никогда не мог быть "неистовым". Этот эпитет, {ему приданный в означенном донесении}, нас очень забавлял.

 У Раевского я познакомился, между прочим, с Мейером{[6]}, главным доктором береговой линии, человеком замечательного ума и большого образования, послужившим типом доктора в романе Лермонтова "Герой нашего времени". Впоследствии он женился на компаньонке жены Раевского{[7]}, также очень умной женщине, которая после его смерти была начальницей Керченского девичьего института.

 В разговоре с Филипсоном о возложенном на меня поручении я обратил его внимание на то, что мне предписано осмотреть местность около Варениковой пристани, близ Новогригорьевского поста, а между тем при проезде моем через область черноморских казаков я узнал, что означенная пристань находится близ Андреевского поста и что Новогригорьевский пост устроен верст 60 или 70 ниже по Кубани. Филипсон отвечал мне, что полученное мной сведение справедливо, и следующим образом объяснил, отчего в предписании упоминается Новогригорьевский пост вместо Андреевского. Полковник Вревский{[8]}, состоявший при военном министре, фаворит его, имевший большое влияние в Военном министерстве, в бытность на Кавказе как-то случайно переправился через р. Кубань у Новогригорьевского поста и считал это место удобным для устройства постоянной переправы, но на самом деле это устройство представляло бы большие затруднения; находясь слишком близко к Черному морю, линия от этой переправы к Новороссийску отрезывала бы только малую часть земли натухайцев, и, следовательно, не достигалось бы главной цели предполагаемого сообщения, которая состояла именно в том, чтобы линия от переправы через Кубань к Новороссийску отрезывала всю землю натухайцев или, по крайней мере, бóльшую ее часть. Раевский, предполагая устроить переправу у Варениковой пристани и желая иметь поддержку Вревского у военного министра, приказал в донесениях своих к словам "Вареникова пристань" прибавлять слова "у Новогригорьевского поста", так что Вревский полагал, что переправа должна быть устроена там, где он переправлялся через Кубань, и, действительно, вследствие этого сильно поддерживал предложение Раевского. Этим объясняется, почему инженер путей сообщения Адеркас не нашел местности, которую ему было поручено осмотреть.