Мои воспоминания - 181

 Верстах в 60 от Екатеринодара начинаются так называемые "плавни", которые тянутся на протяжении до 60 верст. Это низменное место, {бывши покрытое, вероятно, не в очень отдаленное от нас время водою}, на котором растет высокий и толстый камыш. Дорога проложена между этим камышом, {и, так как перед моим проездом была оттепель, она} была вся покрыта водою. В некоторых местах были такие углубления, что в них исчезала казачья лошадь, а потому при проезде через плавни казачий конвой был полезен проезжающему не только для безопасности в случае нападения черкесов, прятавшихся за камышами и поджидавших добычи, но еще более для того, чтобы не завязнуть в глубоких, наполненных водой ямах, которых ямщик не мог видеть, а они указывались едущими впереди казаками, <которые> отыскивали их своими пиками.

 Ямщичьи лошади по всей дороге от Ставрополя до Тамани очень хороши; <но> в особенности превосходно возили в области черноморских казаков. На протяжении дороги от плавней до Тамани я был поражен необыкновенным числом птиц, которые летали огромными стадами. Такого огромного числа птиц я нигде в других местах не видал; из них некоторые были очень большие: орлы, драхвы, пеликаны и другие; ехавший со мной слуга Сергей, старший сын моего дядьки Дорофея, {о котором я упоминал в I главе "Моих воспоминаний"}, был большой трус. Он, выезжая из Ставрополя, вооружился заряженными ружьями и пистолетами, саблею и кинжалом, но когда он вздумал было стрелять птиц, то оказалось, что все его заряды отсырели.

 Пролив между Таманью и Керчью я переплыл в казенной перевозной лодке; вид Керчи с моря очень живописен. По приезде в Керчь оказалось, что позабыли взять шпагу, без которой я не мог явиться к Раевскому. Меня ссудил шпагою Генерального штаба полковник Григорий Иванович Филипсон{[1]} (впоследствии <генерал-лейтенант и> сенатор), который заведовал управлением Черноморской береговой линии на правах начальника штаба. Мне приходило в голову, {думая о Филипсоне}, что почти везде начальствующие лица из немцев, а когда изберут русского, то в помощники ему придадут все-таки немца. Оказалось, что Филипсон такой же немец, как я, и, когда мы с ним очень близко сошлись, он мне говорил, что, получив извещение о моем назначении для осмотра местности у Варениковой пристани, часто думал[2] о том, что из нескольких сотен инженеров путей сообщения не могли выбрать русского, а прислали немца.