По следам моей памяти. Декабрь

Бесснежная зима выхолодила землю и она покрылась сантиметровым слоем серовато-коричневой пыли. В начале зимы, несколько раз, из степей Задонья прилетали пыльные бури. После них песок висел в воздухе и скрипел на зубах. Он проникал во все немыслимые места и толстым слоем лежал между наглухо заклеенными рамами. После пятнадцатого в городе появились елки. Их продавали на рынках, их носили по домам подвыпившие сельские мужики. По вечерам их продавали с машин ушлые молодцы, задачей которых было обеспечение зелёным товаром своих трудовых коллективов. Ёлок привозили больше, чем было заказано: бутылка водки перед Новым годом стала валютой во всех лесничествах и излишек срубленных деревьев не сильно волновал тамошних лесников.
В школу тоже привезли большущую сосну. Старшекласники поставили ее посредине спортзала, девочки нарядили. В классах готовили праздничную программу. В том классе, где учился Гошка, учитель пения отобрал несколько ребят поголосистей и они начали разучивать песни.
Гошка тоже попал в этот секстет, хотя особыми голосовыми данными не отличался – при том, что музыкальный слух у него был, пел он средненько.
...«С берез, неслышим, невесом, спадает желтый лист,/Старинный вальс, осенний сон, играет гармонист,/Вздыхают жалобно басы, и словно в забытьи,/Сидят и слушают бойцы, товарищи мои»: на сцене, вокруг импровизированного бивака, картинно сидела, лежала, стояла массовка, изображавшая бойцов Красной Армии. «Горел» костёр, подсвеченный красной лампой, грели руки бойцы, растягивал баянные меха учитель пения, приодетый в офицерский полушубок. Шла генеральная репетиция школьной самодеятельности. Вокалисты, числом шесть, расположились поближе к баяну. Пели хором «В лесу прифронтовом». Когда Николай Степанович начинал играть, его глаза сами собой закрывались, а на лице появлялось выражение нетерпеливого ожидания. Из глубины спортзала эта живописная группа, скорее, напоминала партизан Дениса Давыдова образца войны 1812 года.
Неожиданно раскрылись двери и в спортзал вошла руппа товарищей. Во главе её торжественно выступал директор школы, отставной полковник Варфоломеев, следом семенила завуч Нина Николаевна, в быту «Сова». Нина Николаевна, страдавшая хроническим насморком, шмыгала покрасневшим носом и поминутно утиралась кружевным платочком, торчащим из-под браслета наручных часиков. Подмышкой она держала картонную папочку для бумаг, а слезящиеся глаза за стеклами очков выражали полную преданность партии, народу и лично товарищу Варфоломееву.
Когда эта пара села на принесённые им стулья, Николай Степанович посмотрел на директора и, получив «добро», взмахнул кудрями, выбивающимися из-под партизанского треуха.
Баян издал протяжный стон, и мелодия полилась.
...Появление в зале директрора ввергло певцов в ступор. Забыв, зачем они здесь собрались, они стояли раскрыв рты и молчали. Николай Степанович, дважды проигравший вступление, громко топнул ногой. Этот звук вывел певчих из паралича и они гаркнули хором: «С берез, неслышим, невесом, спадает желтый лист». Получилось это у них не очень хорошо.
-Не, так не пойдет! Соберитесь, ребята и, давайте еще раз, – закричал Николай Степанович, косясь на директора.
Бывший полковник сидел с таким выражением на лице, будто ему очень хочется в туалет.
Вновь послышались звуки вальса и, на этот раз, дружно и громко мальчишки запели:
-«С берез неслышим, невесом, спадает желтый лист».
Николай Степанович сделал страшное лицо и глазами пообещал всем годовую двойку по пению. Между тем, секстет снова сбился с ритма, так что к концу номера вальс превратился в военный марш.
Когда стихли последние аккорды, наступила гробовая тишина, прерываемая лишь бульканьем жидкости в носу «Совы». Николай Степанович сидел бледный, не решаясь взглянуть на директора.
Товарищ Варфоломеев встал со своего места, подошел к певцам и произнес речь:
-Сынки! Представьте: закончился бой, вы сидите вечером у костра, политрук прочитал вам вашу любимую газету «Правда», вы поели каши, приняли положенные сто граммов водки, и вас потянуло спеть!
При последних словах директора «Сова» побледнела и, нервно хихикая и глядя то на сцену, то на директора, стала обмахиваться мокрым платочком.
-Да, - продолжил директор, - вы сидите у костра, вас с устатку немного развезло, вот вы и запели тихо-тихо, задушевно-задушевно.
-Вы вспоминаете, - продолжал он, - как целовали своих девушек а, может, еще что делали.
При этом товарищ Варфоломеев сделал рукой движение, будто погладил кого-то в районе спины.
«Сова» не выдержала и громко кашлянула. Товарищ Варфоломеев вздрогнул и посмотрел на неё непонимающим взглядом. Нина Николаевна, привстав на цыпочки и заслонив рот ладошкой, что-то прошептала ему на ухо. Директор непонимающе уставился на завуча, потом махнул в отчаянии рукой и поспешил выйти. «Сова» на минутку замешкалась и, в этот момент, прорезался голос у Николая Степановича.
-Нина Николаевна, вам понравилось?
Завуч задумчиво провела платочком под носом, поморщилась и тоже махнула рукой, что могло означать либо «понравилось», либо «да пошли вы с вашей песней!». Николай Степанович растянул меха и заиграл туш.
Под звуки марша Нина Николаевна подхватила папочку и кинулась догонять товарища Варфоломеева.
...Новогодний вечер в школе был назначен на двадцать шестое декабря.
Когда все пришли и расселись на скамейках, на трибуне показался директор. Он поздравил учеников с наступающим Новым Годом и немного поковырялся в нестабильном международном положении. Заверив Партию и Правительство в том, что школьники вверенной ему школы… и т.д., он закатил глаза и зачастил скороговоркой: бу-бу-бу-бу.
Пока директор вещал, Гошка сидел не шевелясь. Впереди него сидела такая красивая, такая взрослая и недоступная Светка Великанова – первая безответная, ничего о Гошкиных чувствах не знавшая, любовь.
Гошка последние несколько недель был отчаянно влюблен в самую высокую девочку школы. Светка была почти на голову выше Гошки и он по этому поводу страшно переживал. Что только Гошка не делал, чтобы привлечь ее внимание: и записочки анонимные писал, и всё время старался попадаться на глаза, и неестественно громко смеялся, и дурака валял в её присутствии – всё было зря. Светка глядела сквозь Гошку своими огромными глазищами и в упор его не замечала. Перед самым праздником случилась катастрофа: на одной из перемен Гошка нечаянно подслушал разговор двух девчонок из его класса, обсуждавших «задаваку Светку». Оказывается, она уже пол года встречается с парнем из выпускного класса и «они даже целовались».
...Директор, наконец, убрался со сцены и на смену ему явилась «Сова» со стопкой грамот. Под звуки баянного туша и рукоплескание зала началась их раздача, а потом объявили концерт. Как он прошел, как выступил их секстет, Гошка не помнил – он ждал танцев. В этом году им впервые разрешили устроить танцы: конечно – под надзором преподавателей; конечно – только идейно выдержанные; конечно – тридцать минут, не более; И, главное условие: свет не выключать!
Гошка мечтал о том, как он пригласит Светку и, прижав к себе, поведет по залу в медленном танце…
Все случилось совсем не так, как мечтал Гошка: как только Николай Степанович заиграл вальс, Светку пригласил физрук Леня. Потанцевав с Леней, Светка оказалась в противоположном конце зала. А, когда заиграли следующий танец, Гошка опоздал. Когда он пробрался через толпу топчущихся на месте старшеклассников, Светки на месте не оказалось – её увёл тот самый, из десятого «А». А потом объявили «белый танец» и Гошку, неожиданно для него самого, пригласила Светкина лучшая подруга Галка Доброва. Сегодня Галка выглядела шикарно: платье из тёмно-зелёного атласа с юбкой-колокол сделало из вчерашней мышки светскую красавицу. Галка подстриглась, сделала модную причёску и маникюр, чем вызвала недоумённые взгляды соучениц – маникюр, да ещё с лаком, в школе был строго запрещён! Все время, пока длился танец, Галка не сводила с Гошки черных, как у настоящего галчонка, глаз. Гошка, видя завистливые взгляды пацанов, страшно стеснялся и дважды наступил Галке на ногу. Когда танец закончился, Гошка бросился искать Светку, но той и след простыл. Напрасно он бегал по пустым школьным коридорам, напрасно заглядывал в раздевалку. И, вдруг, в коридоре возле учительской, он наткнулся на плачущую Галку.
-Уйди!- крикнула она ему и закрыла ладонями мокрое лицо.
И тут Гошка понял, отчего плачет Галка, и ему стало отчего-то очень стыдно. Виновато улыбнувшись, Гошка пробормотал «извини» и пошёл в раздевалку за своим пальто.
...Все прояснилось после школьных каникул. Куда-то делась его влюблённость и, встречая Светку с ее парнем, ревности он уже не испытал. С Галкой он помирился. А вот она влюбилась в Гошку не на шутку: старалась сесть поближе, на переменах подходила, якобы выяснить, как пишется то, или иное слово, ждала его после занятий – в общем, не давала ему прохода. Гошка думал, что Галке будет достаточно, если он сводит её в кино, но этим он только усугубил положение: Галка, выждав момент, когда Гошки не было дома, пришла к его маме.
-Он меня не любит, он меня избегает, - жаловалась Галка оторопевшей Гошкиной маме.
Конечно, Гошкина мама постаралась успокоить влюблённую девочку и та ушла в полной уверенности в том, что Гошка на днях ответит ей взаимностью. Но ему уже было не до Галки – он увлекся. Чем? Кинематографом.