113. Вена. Шретерсбург
Ночью поезд перешёл границу неподалеку от Ченстохова. Таможенные чиновники стали было осматривать вещи, но потом махнули рукой. Светало. Поезд шёл по Германии. У Глеба, который никогда не бывал за границей, сжималось сердце. Всё чужое: аккуратненькие домики, кирхи. Он смотрел на этот незнакомый вид, как тонущий глядел бы на морские водоросли и чудища, проносившиеся мимо него, по мере погружения его на дно.
Затем пошли мелкие клетки огородов с летними домиками. Приближались к Вене. Мост через Дунай. Вот он "Блю Денью" – "Голубой Дунай" Иоганна Штрауса. Сюда, в Вену ездили в прошлом столетии и в начале этого столетия русские туристы провести весело время и спустить деньги. В 1907 году здесь проезжал Владимир Викторович Вакар с женой и сыном. Ему угрожала царская тюрьма, и он бежал от неё, но как бежал? Бежал со всеми удобствами и получая деньги от родителей.
Поезд остановился под навесом перрона. Станционное начальство произвело осмотр багажа, в частности просмотрело несколько технических справочников Глеба. Зайкина позвонила по телефону в общежитие, где жили прибывшие раньше киевляне. Обещали прислать автомобиль, но вряд ли сегодня.
Ночевать пришлось сидя на стульях в зале ожидания. Станционный чиновник потребовал сначала забрать все вещи, но, получив от Оли четверть литра водки, сменил гнев на милость. Вещи благополучно пролежали ночь у дверей камеры хранения, киевляне просидели ночь в другом зале.
Днём прибыл автомобиль. Погрузили вещи и сели сами. Оля сидела рядом с немцем-шофером. Он занимал её разговором.
– Что делать? – спросила она Глеба, – он всё говорит, а я ничего не понимаю.
– Скажи ему: "Их кан нихт ферштехен" [("Я не понимаю")].
Оля добросовестно повторила фразу, и шофер замолчал.
Киевляне жили в двух подвальных комнатах, в страшной тесноте. Поместить приехавших было негде. Тут была секретарша Ивана Фёдоровича – Яновская, Александр Иванович Берёзов с женой и другие. Все работали на физической работе, только Берёзов получил особый френденпасс и готовился к отъезду в Братиславу, где получал должность по управлению пароходством в Словакии. Многих киевлян, уехавших в Вену, здесь уже не было. Их отправили в Киль.
Осевшие в Вене киевляне выхлопотали вновь прибывшим право переночевать в механических мастерских. Легли на полу между токарными и фрезерными станками. На следующий день им было приказано отправиться на окраину Вены в так называемый "французский лагерь", через который пропускались все вновь прибывшие.
Здесь были и поляки и очень шумные греки, но больше всего молодых французов. По существу это был невольничий рынок, куда являлись немцы для набора рабочей силы для своих учреждений.
Спали на двухъярусных кроватях. Три раза в день получали похлёбку с нарезанной колбасой. Она была даже неплоха, но её было очень мало. Лагерфюрер и его помощник были одеты в белые халаты и поэтому выглядели как хирурги в операционном зале. Охрану контрольной будки несли хорваты, а раздачу похлёбки производили русские парни, которые сами съедали по пять порций и имели лоснящиеся физиономии. Выпускали из лагеря по особым пропускам и не раньше пяти часов вечера. Беклемишевы съездили к своим киевлянам, жившим в подвале, побывали на Мариненгильфештрассе [(Mariahilfer-straße)] и посетили племянницу инженера Сухенько.