Так как служба никак не могла прокормить семью, то Глеб и Оля постоянно имели огороды, а по воскресеньям осенью и зимой Глеб ездил на лесозаготовки, где плата выдавалась натурой – дровами. Огороды заводили, где можно, в нескольких местах – на Батыевой Горе, на Собачьей Тропе, на Лукьяновке.
Вдова профессора Михайлова, Вера Михайловна, предложила Беклемишевым обрабатывать вместе с ней большой участок огорода на Собачьей Тропе. Кроме огорода там был ещё запущенный фруктовый сад, уход за которым осуществлялся коллективно. Уход состоял только из охраны и сбора урожая, сад был обнесен колючей проволокой, но не очень аккуратно. Днём в саду дежурили женщины, ночью мужчины. Глеб после ночного дежурства шёл прямо на службу, не умываясь. Впрочем, он даже любил эти дежурства.
В саду была вырыта землянка, но в хорошую погоду можно было лежать под открытым небом. Над головой раскинулось звёздное небо. Лёжа на спине, можно было смотреть на Млечный Путь и думать о бесконечном времени, о свете, льющемся с далёких звёзд, которые, может быть, уже перестали существовать. Эти мысли приводили к сознанию своей ничтожности. Потом мысль Глеба переносилась на землю, и он думал о том необыкновенном времени, в которое судьба принесла его на землю, времени войн и революций, когда жизнь человеческая стала дешевле гроша...
Но вот загорался восток, в шесть утра на Собачьей Тропе появлялись первые пешеходы. Чаще всего это были молочницы, несшие "глечики", привязанные к палке похожей на коромысло. Иногда они несли небольшие, помятые, бидоны с молоком. Затем появлялся какой-нибудь красноармеец и, привлечённый видом краснеющих вишен, начинал перелезать через колючую изгородь.
– Эй товарищ, куда прёшь? – кричал ему Глеб. – Это кооперативный сад. Сюда ходить незачем.
– Теперя всё общее, народное, – отвечал красноармеец.
– Тебе говорят – нельзя!
– А вот я кликну товарищей и посмотрим, как это нельзя.
– А я что – не кликну? Вон они наши товарищи по кооперативу напротив. Как кликну – Мишка, Тришка, Гришка – они и тут.
Попугав друг друга несуществующими товарищами, расходились.
В дневное дежурство у Оли сцена другая. Через проволоку лезут мужчина и женщина.
– Сюда нельзя. Тут кооперативный сад, – кричит Оля.
– Да мы, гражданка, ваших фруктов не тронем. Нам только на траве посидеть.
Что делать? Не может же Оля драться с ними. Действительно, они не покушаются на фрукты, а усаживаются на траве. Настроение у них романическое. Проходит с полчаса. Вдруг на сцене появляется новое действующее лицо – решительная женщина перелезает через колючую проволоку не жалея юбки и направляется к счастливой паре.
– А вот ты где, старый греховодник! – кричит она. – И со своей мамзелью! Я ей, чёртовой перечнице, сейчас глаза выцарапаю, такой...
Дальше обманутая жена переходит на непечатный лексикон. Оля пришла домой в слезах:
– Пусть пропадает этот сад, я не хочу больше в нём дежурить...
Но вот и сезон окончен. Председатель артели, статный мужчина с жёлтой бородкой, служитель мединститута, объявляет общий "аврал" по уборке урожая. Сорваны груши, яблоки, сливы.
– А теперь займёмся сортирацией, – говорит председатель.
Он любит учёные слова. Каждый несёт домой небольшой пакет с фруктами. Картошку с огорода Глеб и Ольга везут на двуколке в мешках. Это работа нелёгкая. У Оли делается припадок аппендицита.
В профсоюзе отделом заведовал Вайнтроб. Год тому назад он переменил фамилию на новую – Дунаев. Он был незлым человеком. В его отделе служил бывший помощник присяжного поверенного Лев Сурдутович. Он был человеком эксцентричным, не поддавался дисциплине. На службе вёл себя странно, прыгал через свой письменный стол. Дунаев часто, по крайней мере раз в две недели, ввергал Сурдутовича в узилище. Тогда сослуживцы носили ему в его камеру обед из столовой.
Свободное копирование
