В середине апреля вагон-теплушка выехал в хвосте поезда с Ростовского вокзала, держа путь на Полтаву. Теплушка изменила свой внешний вид – была вся оклеена агитационными плакатами. Рисунки на плакатах показывали, как злостный помещик стал обстреливать крестьян и рабочих и как красная армия его прогнала. О том же говорили и стихи на плакатах. На станциях теплушку принимали за агитвагон. Около неё собирались красноармейцы, "лузгавшие" подсолнухи, а пассажиры вагона настраивали свои инструменты и пели свежезаученные частушки.
Если вагон слишком долго стоял в тупике, Натан Кременецкий, одетый в кожаную тужурку, шёл к дежурному по станции. Слева от него спешил Соломон Гринблат, а справа – Глеб.
Уже в дверях Глеб начинал кричать, обращаясь к Натану:
– Товарищ комиссар, что же это за контрреволюция, наш вагон уже третий день как пришит к рельсам!
Натан комиссарским тоном распекал дежурного. Иногда это производило впечатление, и дежурный прицеплял вагон к очередному поезду. Иногда же комиссарский тон не действовал. Дежурный угадывал, что комиссар был "липовый". И в самом деле, какой же комиссар ходит без маузера в деревянной кобуре. Всё же вагон как-то подвигался уже вторую неделю на северо-запад. Навстречу ему шла весна. Иногда транспортная Че-Ка производила проверку вагона. Впрочем проверка была поверхностная: считали число фамилий в разрешении и число людей в вагоне.
В Полтаве к поезду прицепили вагон первого класса, так что он очутился следующим за импровизированным агитвагоном. В первом классе ехала комиссия Че-Ка. Вскоре в агитвагон пожаловал гость из вагона первого класса. Это был молодой человек прекрасного сложения в матросской форме. Он отрекомендовался "инструктором по организации чрезвычайных комиссий". Оказывается была и такая профессия. Его визит не был связан с каким-либо официальным поручением. В агитвагоне было несколько девушек и инструктор хотел провести время в приятном обществе.
– Как же вы организуете чрезвычайные комиссии? – спросила одна из девушек.
– Очень просто. Как вы знаете, наши комиссии ведут борьбу с контрреволюцией и бандитизмом. Приезжаю я в городок, где от бандитов житья нет. Первых двух бандитов, которых я захвачу, беру к себе на службу.
– Как же вы это делаете?
– Я с каждым из них говорю с глазу на глаз: вот что, браток, я должен тебя шлёпнуть.
– Нельзя ли, товарищ начальник, найти какой-нибудь выход? – спрашивает бандит.
– Какой же может быть выход, кроме пули в затылок... Постой, есть один шанс. Если поступишь к нам и будешь работать верой и правдой. Но помни, чуть в сторону, на дне моря найду и тогда от стенки не уйти. С помощью первых двух бандитов я ликвидирую всех других местных бандитов.
– Но они могут вас обмануть.
– Не обманут. Я посылаю их, каждого отдельно, выслеживать третьего бандита. Если их показания расходятся, я устанавливаю, кто из них меня обманывает и тогда ему крышка.
– Как же вы устанавливаете?
– За каждым из них, на первых порах, следят мои люди. И вот, когда я ликвидировал бандитов в городе, я перед тем, как ехать в другой город, расстреливаю моих первых двух бандитов, взятых на службу. Просто?
Инструктор рассказывал, что он был студентом Киевского Политехнического Института и боролся в киевском цирке под чёрной маской. Насчёт чёрной маски может быть и правда, подумал Глеб, а насчёт Политехнического Института врёт, я бы знал его в лицо в те годы.
– А то раз пришлось мне ликвидировать опереточную артистку Кавецкую. Она работала на две разведки, на нашу и на польскую. Пригласил я её в подвал. Думаю, как ликвидировать без просьб и слёз. Говорю ей: смотрите, кого ещё ведут. Она повернулась к двери, а я раз – выстрелил в затылок... и не пикнула!
Глеб слышал раньше Кавецкую в оперетке, а через год после встречи с "инструктором" прочёл в газете, что она выступает в Польше.
Свободное копирование
