Эдуард Брониславович устроил Глебу перевод в Минерало-Водское депо. Там уже рукой подать до Кисловодска, где живут Балашовы. Всё уже оформлено, когда Глеб получил ответ на своё письмо Надежде Петровне [Балашовой]. В самом Кисловодске есть вакантное место смотрителя зданий по службе пути. Переделывать перевод в Минеральные Воды уже невозможно, но Эдуард Брониславович пишет частное письмо к начальнику дистанции в Минеральных Водах.
Глеб выехал из Новороссийска вместе с Юлием Александровичем Кистяковским, решившим осесть в Кисловодске. Его жена с младшими детьми была в Ростове, старшие дети – в Киеве. Стояли морозы. Окна вагонов заиндевели. Кистяковский чувствовал себя явно не хорошо. В Минеральных Водах пересели в поезд на Кисловодск.
Утром постучали в дверь туберкулёзного санатория, которым заведовал доктор Балашов. Вышла няня, за ней Надежда Петровна. Она раздобрела, дошла до шести пудов веса, но при её росте это не бросалась в глаза. Александр Иванович стал в Кисловодске модным врачом. Хотя заведование туберкулёзной санаторией отнимало у него много времени (хозяйство её было организовано превосходно), он имел ещё частную практику. Подумывал об открытии частной санатории вместе с другим врачом и частично закупил для неё оборудование. Всё это было сейчас, во время гражданской войны, несвоевременно.
Балашов купил дом с садом на Минутке, там семья проводила лето. Девятилетние дочки-близнецы были совершенно различны: Таня – тёмная шатенка с большими серыми глазами, Мара – чёрная, с чёрными глазами навыкате, как у отца. Надежда Петровна, освобождённая от всяких хозяйственных забот (всё хозяйство лежало на муже), много занималась скульптурой и писала пастелью, сделав большие успехи. Некоторые написанные ею пастельные портреты поражали и сходством с оригиналом, и техникой, и индивидуальной манерой писать. В семье чувствовался мир и достаток. Как будто бы Глеб и Кистяковский за ночь перенеслись из Новороссийска, заполненного беженцами, в другой мир. Но было ясно, что мир этот совсем непрочен, может быть доживает последние свои дни. Состояние Кистяковского внушало серьёзные опасения. Балашов осмотрел его и поставил диагноз – сыпняк. Кистяковскому наняли комнату, уложили в постель и пригласили к нему медицинскую сестру. Болезнь сразу приняла бурный характер.
Глеб поехал в Минеральные Воды. Начальник отделения был в отъезде. Глеб явился к начальнику дистанции с частным письмом Кригер-Войновского. Начальник дистанции, оказавшийся не старым ещё путейцем, встретил Глеба по-дружески. Обратно Глеб ехал в замороженном вагоне. Стояли не совсем обычные для этих мест морозы – минус 16 градусов по Цельсию.
В Кисловодске Глеб принял железнодорожное хозяйство, в которое кроме курзала и водонапорных баков входил ряд домов, где жили железнодорожные служащие. Они сразу завалили его просьбами: переложить печи, починить двери и т.д. В курзале, в котором помещался лазарет, надо было перевести калорифер с угольного отопления на нефтяное, поставив форсунку Шухова. У Глеба был помощник – молодой техник, а рабочая сила состояла из пленных – орловских парней. Они жили на свободе в бараке и, если бы они не захотели работать, не было никаких средств, чтобы их к тому принудить. Парни эти были мобилизованы большевиками против их желания и захвачены казаками.
– Тут самое важное чтобы в первую минуту не порубали, – говорили они. – Если сразу не зарубят, то потом ничего, жить можно. И накормят и не обидят.
Никто точно не знал, каково положение на фронте. Было ясно, что фронт движется от Тихорецкой по направлению к Минеральным Водам. От подъезда санатории была видна виселица на Пятницком базаре. Чёткая фигура вырисовывалась на ней.
В Кисловодске было несколько семейств беженцев. Женщина-врач, больная туберкулёзом, жена добровольческого генерала с сестрой-гимназисткой, мать с двумя дочерьми, симпатичными, но некрасивыми девушками, художник и отставной генерал, приходившие к Надежде Петровне работать с общей натуры. Был ещё туберкулёзный больной, Сергей Александрович, бывший начальник станции. О нём было известно, что он выдал добровольцам какой-то телеграфный шифр большевиков, почему приход большевиков сулил ему опасности.
Как-то Балашов устроил ужин, на который пригласил музыкантов-киевлян. Это были музыканты и музыкантши – евреи, которых добровольцы привезли в виде музыкального ансамбля. Сейчас они никому не были нужны и мечтали о возвращении в Киев. Положение Кистяковского быстро ухудшалось. Балашов сказал, что он не перенесёт кризиса. Когда Юлий Александрович Кистяковский умер, его похоронили на пустом (в смысле растительности) Кисловодском кладбище. Так Кистяковский избежал встречи с большевиками, которая ему, бывшему гетманскому министру, не сулила ничего хорошего.
В начале января стояли ещё морозы. С фронта привезли теплушку. Когда её открыли, там лежали тела замёрзших раненых. Потом повеяло теплом. Лучи солнца съедали снег. Небо заголубело. Глебу дали отдельную квартиру из двух комнат в железнодорожном доме, в самом начале Ребровой Балки, на горбе, недалеко от вокзала и входа в трельяж, ведущий мимо курзала, к Пятачку и нарзанной галерее. Глеб взял себе сожителем беженца-художника.
К Балашовым приехал солдат Добровольческой Армии, он привёз Надежде Петровне письмо от Перлатова. Перлатов, филолог, проделал всю компанию первой мировой войны артиллерийским офицером, а потом офицером Добровольческой Армии. Если в средние века рыцари выбирали даму сердца, то такой дамой сердца для Перлатова была Надежда Петровна. Теперь, уезжая из Новороссийска в Крым и чувствуя, что это будет его последний этап в борьбе с большевиками, он прощался с Надеждой Петровной в своём последнем письме, присланном с нарочным. Больше о Перлатове ничего не было слышно. Вероятно капитан Перлатов стал одной из жертв Бела Куна.
В Кисловодск приехал начальник службы пути дороги, инженер Николаев. Глебу он сделал замечание: Глеб ненадлежащим образом оформился на дороге, не был у начальника отделения. Глеб ответил, что если это упущение вменяется ему в серьёзную вину, он готов уйти со службы. Николаев ответил, что уходить
Тем не менее, капитан Перлатов мог и эмигрировать в Константинополь, вместе с армией Врангеля нет оснований, Глебу найдут место инженера, соответствующее его образованию. "Чудак, – подумал Глеб, – о чём он говорит, ведь через неделю здесь будут большевики".
Свободное копирование
