36. На "Тихоходе" [лето 1914]
Был заведен "судовой журнал", куда заносились все события путешествия. Май выдался довольно холодный. Глебу и "Дяде" надо было быть на практике не позже 12-го июня. Если нельзя было идти под парусами, гребли до часу ночи. С часу ночи все спали, кроме дежурного на корме, который сплавлял "Тихоход" по течению на одном весле. В четыре часа утра он будил всю команду. Опять шли на вёслах или подымали паруса.
В дождливую ночь надо было смотреть зорко, следить за красными и белыми фонарями бакенов. Спящие были покрыты брезентом, как крышей. Свет фонаря тускло пробивался из-под брезента, капитан встречного казённого парохода "покрыл" путешественников отборной руганью за плохое освещение.
Потом были ветреные дни, когда "Тихоход" шёл под парусами галсами от одного берега к другому. Все сидели [то] на [одном] борту, [то на другом], чтобы уменьшить крен. "Дядя" правил, сидя на корме.
В Кременчуг пришли настолько обветренные и загоревшие, что мальчишки, заприметившие мускулистую фигуру "Дяди", кричали: "Цирк приехал, цирк приехал!". Выяснилось, однако, что все стороны путешествия, среди которых были и неудобства спанья на дне лодки, и приготовление кулеша, и мытьё посуды, воспринимались участниками неодинаково.
Если "Дядя" и Глеб наслаждались путешествием, а вместе с ними и Михайлов, вспоминавший юность, то Вакар явно тяготился режимом, а Кроненберг вообще не умел ничего делать. Даже отталкиваясь багром он ронял его в воду. В команде, между собой, его прозвали: "Нелепое Марабу". Вскоре он об этом узнал, прочитав запись в "Судовом журнале": "А Нелепое Марабу опять отличился, сломал весло"… Кроненберг даже серьёзно обиделся.
С Анатолием Викторовичем тоже было приключение. Вскоре после посещения могилы Шевченко выпало ему дежурить ночью. На дежурстве он заснул и ветер занёс "Тихоход" в устье речки – притока Днепра. Когда команда проснулась, все увидели себя среди большого стада, переходившего речку вброд, вскоре Вакар заявил, что он отказывается от дальнейшего путешествия и возвращается в Киев. Его оставили на пристани "Дериевка".
Солнце садилось, когда показались трубы и дым каменских металлургических заводов. До Екатеринослава оставалось тридцать вёрст. Огни бакенов перед Екатеринославом образовывали как бы водную улицу... В Екатеринославе паруса и брезент сдали на пристани на хранение. На следующее утро появились Белинг и Казановский. Выехали вниз в Лоцманскую Каменку. Там наняли лоцмана Григория Третьяка, который должен был провести "Тихоход" через пороги до самого Александровска, за это он взял 18 рублей.
Пошли пороги – Кайдацкий, Звонецкий. Самый страшный порог, Ненасытец, прошли Екатерининским каналом. Лоцман Третьяк сидел на корме, заменив руль дубовым веслом, и командовал: громадьте, годе громадить (гребите, довольно грести). Тут было на что посмотреть: страшная быстрота течения, скала "Школа", о которую разбилось немало барж, Кичкасский мост, перекинутый в один пролёт через Днепр, со скалы на скалу, остров Хортица, место запорожской Сечи, против Хортицы на берегу стоял Тарас Бульба, вылепленный каким-то доморощенным скульптором, мемориальная доска на месте гибели Святослава у Ненасытца...
Свободное копирование
