35. Последний год перед катастрофой [1914]
Глеб продолжал жить в доме Грушевского. В Киеве не было Янушевских, не было Балашовых. Теперь уехали в Ростов и Режабеки. Глава семьи был доктор Режабек, чех по происхождению. Женат он был на Марии Михайловне, родившейся в интеллигентной еврейской семье. У них было трое детей: старший Боря – товарищ Глеба по гимназии, младший – Юра и дочь Ляля [(Ольга)]. Боря Режабек был товарищем Глеба и по университету, пока Глеб не перешёл в Политехнический институт. Боря Режабек окончил университет в 1914 году и поступил преподавателем математики в реальное училище в Ростове. Там он вскоре женился на своей двоюродной сестре.
Теперь общество Глеба ограничивалось семейством доктора Михайлова, куда он ввёл и "Дядю" Лепешинского, и семейством Кирияцких, где шла обычно картёжная игра в "трынку". Участником игры был там также Бронэк Новицкий.
У последнего был особый метод: проиграв три-четыре рубля, он начинал играть на запись и повышал ставки. В конце концов у всех ставки начинали повышаться и все переходили на запись. Когда выигрыши и проигрыши на бумаге обращались в несколько десятков рублей, то кто-нибудь предлагал при начале новой игры на следующий день аннулировать "старые долги". После такой операции все начинали снова играть осторожно, ставя двугривенные и полтинники, пока Бронэк опять не вздувал ставки и не переходил на запись.
Костя Кирияцкий любил устраивать товарищеские ужины, на которых кроме обычных покупных крепких напитков фигурировали ликёры, изготовленные самим Костей: крем-де-ваниль, шартрез, какао-шуа и другие.
После ужина гости, которых бывало человек двадцать, пели студенческие песни:
Наша жизнь коротка,
Всё уносит с собой,
Наша юность, друзья,
Пронесётся стрелой...
Или:
В том кабаке меня заройте,
Где всех я чаще пировал,
И так могилу мне устройте,
Чтоб я под бочкою лежал
Поворотясь к стене ногами,
А головой – под самый кран,
Держал обеими руками
Огромный с водкою бокал..
Обычно просили Костю Кирияцкого спеть соло. Он не заставлял себя упрашивать, брал гитару и начинал петь:
Влюбились вы и полны страсти нежной
Пришли у маменьки руки её просить,
Тогда прощай покой ваш безмятежный,
С женою тёщу вам нажить.
Котам не надобно жениться,
И с тёщей драки заводить,
Ну, посудите, как же тут не злиться,
Что я котом не в состояньи быть.
Ах зачем я не кот на один только год!
Жизнь кота – моя заветная мечта...
У него был и другой коронный номер:
Пускай все ругают, пускай все бранят,
Пускай все знакомство со мной прекратят.
Графинчик, стаканчик, голубчик ты мой...
Как можно судить, репертуар его особой идейностью не отличался.
Костя Кирияцкий и его коллега Саша Ратков относились к категории вечных студентов. Каждый год, когда на сахарных заводах начиналось производство, они уезжали на заводы помощниками химика. Лиза Кирияцкая и её сестра Нина Раткова оставались одни в доме, где в нижнем этаже комнату нанимали студенты.
На этот раз случилось так, что уехали и студенты, а в прошлую ночь в соседний дом в том же дворе забирались воры. Ночным сторожам было приказано усилить внимание. Кирияцкая и Раткова попросили Глеба остаться в комнате уехавших студентов. Глеб лёг на кровать, положив около себя на стул револьвер Смит и Вессон.
Проснулся он часа в два ночи от зуда, зажёг свет и испугался – кровать осаждали полчища клопов. Сражаться с клопами при помощи револьвера невозможно и ему пришлось ретироваться в полном порядке. Он открыл окно и вылез через него во двор, рискуя, что сторожа примут его за вора. Как назло светила полная луна. Он сбежал без всяких последствий, хотя и оставил для воров окно незапертым.
Бронэк ввёл к Кирияцким и свою знакомую по фамилии Шкурович. Впрочем Аня Шкурович, готовя себя в артистки, выбрала себе псевдоним – Майя. Так её и называли – Аня-Майя. У Бронэка было много знакомых девиц, немногим меньше, чем у Лёни Добронравова, но все они были еврейки. Большинство из них носили имя Соня, поэтому назывались они – Соня Большая, Соня Средняя, Соня Маленькая. Были ещё Рита Голосовкер и упомянутая Аня Шкурович (Майя). Романы Бронэка обычно происходили в этом же кругу.
Когда он стал охладевать к Ане-Майе и сердце его склонялось к Соне Маленькой, Аня поставила вопрос ребром: "или я, или она", на что Бронэк ответил: "ну, пусть будет она".