Мои воспоминания - 105

ГЛАВА XXIX

Завещание отца

Я помню, как после смерти Николая Семеновича Лескова отец читал нам вслух его посмертные распоряжения относительно похорон по последнему разряду, относительно неговорения речей на его могиле и т. д. и как тут, в первый раз, ему пришла в голову мысль написать свое завещание.

Первое его завещание записано им в дневнике 27 марта 1895 года[1].

Оно полностью помещено в "Толстовском ежегоднике" 1912 года, и поэтому я здесь приведу только выдержки.

Первые два пункта касаются похорон и извещений о смерти.

Третий пункт посвящен разбору и печатанию его посмертных бумаг, и четвертый, на котором я главным образом хочу остановиться, заключает в себе просьбу к наследникам передать право издания его сочинений обществу, то есть отказаться от авторского права.

"Но только прошу об этом, и никак не завещаю. Сделаете это — хорошо. Хорошо будет это и для вас, не сделаете — это ваше дело. Значит, вы не могли этого сделать. То, что мои сочинения продавались эти последние десять лет, было самым тяжелым для меня делом в жизни".

Завещание это, переписанное в трех экземплярах, хранилось у моей покойной сестры Маши, у брата Сергея и у Черткова.

Я знал о его существовании, но до смерти отца я его не читал и никого о нем не расспрашивал,

Я знал взгляд отца на литературную собственность, и для меня его завещание не могло ничего прибавить нового.

Я знал также и то, что завещание это не было юридически оформлено, и мне лично это было приятно, потому что в этом я видел доказательство доверия отца к семье.

Нечего говорить, что я никогда не сомневался в том, что воля отца будет исполнена.

Так же на это смотрела и сестра Маша, с которой у меня был один раз по поводу этого разговор.

Но духовные сыновья отца, его друзья в кавычках, думали иначе и убеждали его оформить свою волю законным завещанием. Чертков осаждал его длиннейшими письмами, настойчиво доказывая ему необходимость этой меры.

Переписка с Чертковым велась в тайне от Софьи Андреевны и была обставлена особенными предосторожностями со стороны Черткова. Под влиянием писем Черткова Лев Николаевич постепенно терял доверие к своим сыновьям, и перед ним вырастает неразрешимая дилемма. Не оставить никакого законного завещания — значит оставить свое духовное наследие во власти своих детей и огорчить "друзей". Если дети добровольно не исполнят его просьбы и не откажутся от авторских прав на его сочинения, друзья будут бессильны с ними бороться. Кроме того, желание отца было, чтобы Чертков разобрался во всех его дневниках и письмах и издал бы их под своей редакцией. Дети могут и этому помешать. Ведь их семь человек, восьмая мать, и большинство из них не разделяют его убеждений. Что же делать? Созвать детей, объявить им свою волю и положиться на их обещание ее исполнить? Да, это единственный верный путь, его это удовлетворяет, — он в порядочность своих детей верит, но это не удовлетворяет его "друзей".

Остается другой выход: это обратиться к защите государственного закона и написать формально-законное завещание. Ему тяжело на это решиться. Он сознает, что такой поступок идет вразрез с его убеждениями, не может он, отвергающий государственную власть, становиться под ее защиту, он знает, что огорчит этим свою жену, ему противно делать из этого тайну, ему тяжело становиться в оборонительное положение по отношению ко всей семье, и он долго колеблется, несколько раз изменяет свое решение и, наконец, сдается.

Я утверждаю, что отец никогда не сделал бы этой непоправимой ошибки, если бы не был побуждаем к тому непреклонной настойчивостью Черткова, и я также утверждаю, что, если бы его воля не была обессилена его физической слабостью и случавшимися с ним обмороками, он никогда не написал бы этого завещания.