В 1883 году папа получил от Ивана Сергеевича его последнее, предсмертное письмо, написанное карандашом, и я помню, с каким волнением он его читал. А когда пришло известие о его кончине, папа несколько дней только об этом и говорил и везде, где мог, выискивал разные подробности о его болезни и последних днях.
Кстати, раз мне пришлось упомянуть об этом письме Тургенева, я хочу сказать, что папа искренно возмущался, когда слышал в применении к себе заимствованный из этого письма эпитет "великий писатель земли Русской".
Он вообще всегда ненавидел избитые эпитеты, а этот он даже считал нелепым.
— Почему "писатель земли"?
В первый раз слышу, чтобы был писатель земли.
Бывает же, что привяжутся люди к какой-нибудь бессмыслице и повторяют ее без всякой надобности.
Выше я привел выдержки из писем Тургенева, из которых видно, с каким неизменяемым постоянством он превозносил литературные дарования отца.
К сожалению, я не могу сказать того же про отношение к Тургеневу моего отца.
Страстность его натуры проявилась и здесь.
Личные отношения мешали ему быть объективным.
В 1867 году по поводу только что появившегося романа "Дым" он пишет Фету: "В "Дыме" нет ни к чему почти любви и нет почти поэзии. Есть любовь только к прелюбодеянию, легкому и игривому, и потому поэзия этой повести противна... Я боюсь только высказывать это мнение, потому что я не могу трезво смотреть на автора, личность которого не люблю".
В 1865 году он пишет тому же Фету: "Довольно" мне не понравилось. Личное — субъективное хорошо только тогда, когда оно полно жизни й страсти, а тут субъективность, полная безжизненного страдания".
В 1883 году, осенью, уже после смерти Тургенева, когда вся наша семья переехала на зиму в Москву, отец остался в Ясной Поляне один, в обществе Агафьи Михайловны, и начал усиленно перечитывать всего Тургенева.
Вот что он в это время пишет моей матери:
"...О Тургеневе все думаю и ужасно люблю его, жалею и все читаю. Я все с ним живу. Непременно или буду читать, или напишу и дам прочесть о нем. Скажи так Юрьеву..."
"...Сейчас читал тургеневское "Довольно". Прочти, что за прелесть..."
К сожалению, предполагавшееся публичное чтение отца о Тургеневе не состоялось.
Правительство, в лице министра графа Д. А. Толстого, запретило ему принести эту последнюю дань своему умершему другу, с которым он всю жизнь ссорился только потому, что он не мог быть к нему равнодушен.
В октябре 1883 года в Обществе любителей российской словесности в Москве намечено было публичное заседание в память И. С. Тургенева. Председатель общества С. А. Юрьев обратился к Толстому с просьбой выступить на этом заседании. Толстой так вспоминал об этом факте: "Когда Тургенев умер, я хотел прочесть о нем лекцию. Мне хотелось, особенно в виду бывших между нами недоразумений, вспомнить и рассказать все то хорошее, чего в нем было так много и что я любил в нем. Лекция эта не состоялась. Ее не разрешил Долгоруков" (А. Б. Гольденвейзер, Вблизи Толстого, Гослитиздат, М. 1959, стр. 62).
Главное управление по делам печати и министерство внутренних дел опасались выступления Толстого. Начальник Главного управления по делам печати Е. М. Феоктистов писал министру внутренних дел Д. А. Толстому: "Толстой -- человек сумасшедший, от него следует всего ожидать; он может наговорить невероятные вещи -- и скандал будет значительный". Феоктистов предлагает министру "предупредить" московского генерал-губернатора о просмотре всех речей, предназначенных для прочтения на этом заседании (Ю. Никольский, Дело о похоронах И. С. Тургенева. -- "Былое", 1917, N4, стр. 153).
Московский генерал-губернатор В. А. Долгоруков приказал С. А. Юрьеву "под благовидным предлогом" объявить заседание "отложенным на неопределенное время" (Дело департамента полиции 1898 года, N 349, "О писателе гр. Л. Н. Толстом", "Былое", 1918, N9, стр. 207).