Уже было ясно, кто поступил, а кто нет. Я не поступила, чем была весьма довольна. Девчонки, в основном, плакали. У меня было семнадцать баллов (две пятёрки по языку и литературе, четвёрка по английскому и совершенно незаслуженная, обидная тройка по истории). Проходными были 18 баллов. Нас вот-вот должны были отправить на станцию Раздельная – там уже, считалось, холеры нет.
Абитуриентки были голодные. Денег не было ни у кого. Вообще, родители почему-то не присылали нам на дорогу. Мы печалились и не знали, что делать. Вечерами небольшой компанией мы сидели на вахте вместе со старшекурсниками, которые оставались в городе, и сочиняли всякие небылицы. «Ну что там у вас, в Одессе?» - с дрожью в голосе спрашивали по телефону мамы из разных городов и деревень. «Да вы знаете, - убедительно-тревожным голосом отвечал один из старшекурсников, - тут такое делается… Трупы на улице валяются, каждый день собирают…» На той стороне провода в ужасе вешали трубку…
Старшекурсники были грузины – красивые, уверенные и богатые мальчики. В Грузию их не пускали - тоже из-за холеры. Они встречались с балеринами из Оперного – девушками взрослыми, с вывернутыми ногами, стройными до безобразия, но отнюдь не худыми. А мы были так, деревенско-провинциальная абитура, к тому же ещё и неимущая. Однажды, когда на всех осталась одна копейка, меня, как самую интеллигентную (в очках!) и городскую, отправили одалживать деньги у Гочи Шергелашвили – высокого надменного красавца. Я попросила десять рублей. Гоча молча достал нехилую пачечку красненьких десяток и выдал мне одну. Девчонки были счастливы и ругали меня, что я не попросила больше!
…Через тридцать восемь лет я встретила в Интернете на сайте «Одноклассники» человека по имени Гоча Шергелашвили! Это был он! Он помнил общежитие на Комсомольской, холерный год… Он превратился в импозантного красавца с белоснежной сединой. Я напомнила эту историю, чем немало его позабавила. Но мы так и не вспомнили, вернули ли мы ему деньги или просто уехали…
Нас перевели в «обсервацию», или, проще говоря, карантин (само слово "обсервация означает "наблюдать" по-латыни). Закрыли в одном из университетских общежитий шестьсот человек и наблюдали, не заболеет ли кто-нибудь из нас. Кормили, развлекали как-то, брали анализы… Телевизор был – тогда Алла Пугачева блистала в Сопоте. Охраняли нас автоматчики, из студентов. Ещё у них были большие такие то ли ножи, то ли штыки. Зачем – не знаю. Всё было серьёзно.
Никто не заболел, и через неделю нас вывезли через Вторую Заставу – есть такая в Одессе станция – в Раздельную. Там, считалось, холеры уже нет. Но там! Какие-то двадцатые годы! Революция! Билетов нет, кругом толпы неотправленных пассажиров, грязь, вонь… Похоже, только чудом холера не дошла до этой станции – там бы ей было раздолье.
Назад я ехала с мальчиком по имени Игорь Рулёв из Новороссийска. Он надолго взволновал моё воображение. Мы даже переписывались немножко. Но, в основном, конечно, это были мои дневниковые вздохи. Последняя запись гласила: когда я у меня будет сын, я назову его твоим именем. Удивительно, но, хотя и по другой причине, а ведь старший сын у меня – Игорь! Впрочем, и Алёша получил имя, которое имеет подобную любопытную историю.
Свободное копирование
