Родные и близкие - 26

Глава 23

Я всегда хотела учиться только в Одессе. Во-первых, хотелось уехать из Горловки. Хоть я и говорила вместе со всеми «шо», «ля!» и “хэ” вместо звонкого твёрдого “г”, но хотелось разговаривать как-то по-другому, как те, на экране телевизора. Хотелось, чтобы было где-то рядом море и  было много солнца. И вообще, хотелось  в Одессу, туда, где учились родители. Эта мысль крепко засела в моей голове - с момента, когда я впервые в четвёртом классе побывала в Одессе с тётей Марусей. После выпускных экзаменов, которые я сдала вполне успешно, если не считать химии, на которой я устроила маленький взрыв, я уехала в Одессу.

Это был 1970 год. Холерный год. Мы ещё успели приехать, а через короткое время город закрыли. И экзамены я сдавала уже в «осаждённом» городе. Была объявлена эпидемия. 14 человек то ли заболело, то ли умерло от холеры, никто толком не знал. Во всех учреждениях стояли бачки с привязанными на цепь кружками – в бачках был раствор хлорамина, для дезинфекции. Везде пахло хлоркой.

Тем не менее, было приятно ходить по чистым улицам, заходить в кафе без очередей (и это - в Одессе!), есть пирожные “картошка”, “эклер”, “наполеон”, запивая густым и вкусным кофе со сгущённым молоком... Вкуснее тогдашнего одесского кофе я больше не пробовала нигде и никогда. Идя на экзамен, я всегда заходила в крохотное кафе на Садовой угол Петра Великого - там было уютно и пахло необыкновенно: кофе и ванильной выпечкой...

  Город резко опустел. Купаться в море было нельзя, пляжи закрыты. Конечно, какие-то вылазки мы делали, но опасность быть пойманным отнюдь  не увеличивала удовольствие, тем более что все понимали: холера – не шутка.

Между тем, шутки всё-таки были. Через несколько дней после начала эпидемии в городе запели песню  на мотив «На Дерибасовской открылася пивная…» - «На Дерибасовской открылася холера…»

На Дерибасовской открылася холера,

Её схватила одна б… от кавалера.

Хоть Бога нет, но он накажет эту бабу,

Что в подворотне где-то выдала арабу!

Народ вовсю распевал новую песню и постепенно привыкал к опасному положению. Понемногу начинал есть немытые фрукты, всё реже мыл руки после туалета и менее пристально присматривался к собственным фекалиям. А в нашем общежитии на улице Комсомольской (через дорогу от дяди Стёпиного института и в полуквартале от роддома, где родился Коля) собралась тёплая компания.

Это был август.