Время шло. Через несколько дней меня опять вызвали на допрос. Майора освободили от ведения моего дела. Его преемником был высокий блондин, внешне интересный. Тихим и спокойным голосом, можно сказать, с достаточно интеллигентными манерами, даже более приятными, чем у обычных россиян, он начал вести допрос. Я обрадовался таким изменениям, и мы потом даже начали приветствовать друг друга, словно были друзьями...
- Садитесь, - приказал подполковник мне спокойным голосом.
Я сел. В большой комнате, в которую меня ввели конвоиры, на полу был расстелен мягкий ковер. Кроме сейфа стоящего в углу, в комнате были диван и несколько стульев. У окна стоял большой стол, за которым сидел этот молодой и интересный своим внешним видом подполковник в форме военно-воздушных сил. Он был спокоен и даже, можно сказать, что своим внешним видом и поведением располагал к себе.
- Как и ты, я всего лишь заинтересован узнать всю правду, - улыбаясь, сказал Григорьев. - Если ты будешь лишь сотрудничать с нами и расскажешь всю правду, мы сможем дойти до сути дела и завершить все твои неприятности.
- Что вы понимаете под словом «завершить»?
- Ну, ответил он мне, если сознаешься, то дело твое скоро завершится. Его отправят в суд и если ты невиновен, сможешь вернуться к семье.
- Вы имеете в виду китайский город Дайрен?
- А почему бы и нет? - ответил он.
Я хорошо понимал, ню верить предложениям от каких-либо официальных лиц было бесполезно. Однако каждый желал получить свободу.
Мне еще в Порт-Артуре сказали, что никто не выходил из рук МГБ на свободу после того, как попал в ваши руки.
- Это правда, - последовал ответ. - Но вначале суд должен признать тебя виновным, чтобы вынести приговор. Это Советский Союз. Мы — цивилизованная страна, не то, что твой капиталистический Запад. Мы не наказываем невиновных.
- Но я ведь не совершал каких-либо преступлений против России. Вы желаете получить мое признание в преступлениях, которых я никогда не совершал?
Подполковник благожелательно взглянул на меня, взял бланк допросов и вписал в него ряд вопросов и ответов:
Вопрос: Был ли ты агентом секретной службы Японии?
Ответ: Я никогда не был агентом японской секретной службы.
Вопрос: Был ли ты агентом секретной службы США?
Ответ: Я никогда не был агентом секретной службы США.
Вопрос: Занимался ли ты шпионажем в пользу США?
Ответ: Нет.
- Каким же образом у тебя произошло знакомство с Пэтчем?
- Мы были всего лишь знакомыми по академии Меринол в Дайрене. Его дочь Пени посещала эту школу.
- Однако, в разговоре с тобой Пэтч мог попросить тебя дать ему кое-какую информацию по Дайрену, интересовавшую его.
В этот момент я вспомнил, как Данилов рассказывал о своих допросах: «Даже когда тебе предъявлено абсурдное обвинение, все-таки лучше в чем-то признаться, чтобы удовлетворить аппетиты МГБ, в чем они бы пожелали знать. Главным для меня в то время было остаться в живых, не стать калекой на всю остальную жизнь. Меня опять охватила своеобразная пустота мыслей, боль ожидаемой неизбежности. И тогда я осознал, что в жизни главное не то, что ты думаешь о себе, а то, что другие думают о тебе. Судьба же мне предоставила иной выбор. Стало ясно, что сопротивление подполковнику в этой игре в одни ворота, причем, для него беспроигрышной, не имело смысла. Ведь он так или иначе все ровно победит.
- И что же вы желаете узнать, наконец? - промолвил я, вспоминая все обвинения «пятерки».
- Вспомнить и рассказать правду.
- Вы имеете в виду разговор с господином Пэтчем?
- Точно!
Мне следовало подумать побыстрее и использовать личную творческую фантазию. Говорить с подполковником следовало спокойно и внимательно следить, чтобы не допускать перегибов в обвинении при даче выдуманных показаний. Мне, не составляло труда в их изобретении для разыгрываемого фарса именуемого следствием, сложность заключалась в другом - в недопущении разночтений ответов при повторе показаний того или иного эпизода. Возникла необходимость запоминания - многократного и точного повторения ответов даваемых следователю.
- Американец как-то спросил меня о численности войск, расквартированных в районе Порт-Артур - Дайрен.
- Когда это произошло?
- В 1947 году, во время моей работы с Давидом в магазине.
- А причина его вопроса?
- Не знаю. Вероятно, у него был интерес узнать.
- Просто так ничего не бывает. Такие вопросы задают только разведчики.
- Но он же был дипломатом.
- Разве ты не знаешь, что и дипломаты работают разведчиками? Или считаешь, что они совсем невинные люди? Их вполне могут использовать для работы в секретных службах. Что интересовало Пэтча больше всего?
- Численность войск, расквартированных на полуострове Ляодун.
Подполковник, удовлетворенный началом моих ответов даже улыбнулся. Начало было положено, и он был этому рад. Он тщательно записывал все вопросы и ответы на бланках допроса. Мой рассказ был принят.
- Вот сейчас ты действуешь умно, - сказал подполковник, потирая руки. - Желаешь перекусить чего-нибудь? Ты ведь голоден, да?
- Да, конечно.
- Тогда можешь поесть прямо здесь.
Он поднял телефонную трубку и через пару минут вошел солдат с большим подносом и складным столиком. Мне подали борщ полный мяса, кашу, хлеб, масло, колбасу и настоящий чай с сахаром. То был первый нормальный обед со времени моего ареста в Дайрене. Я за минуты буквально проглотил все, не оставив ни крошки. Подполковник с удивлением посмотрел на меня, недоумевая, как я мог моментально всё съесть. Допрос был продлен после приема пищи.
- Какую информацию хотел получить Пэтч от тебя и советских войск?
Я сразу попытался себе представить, что может заинтересовать, человека задающего такой вопрос. Поэтому, ответил так:
- Он пожелал узнать примерную численность войск, расквартированных в районе Дайрен - Порт-Артур.
- А какую цифру ты ему назвал?
- Я ответил, что не помню.
- Но разве он не называл свою цифру?
- Кажется, да.
- И какова была численность войск, названная Пэтчем?
- 10,000 солдат.
- Нет, гораздо больше этой цифры.
- Ну, тогда 50,000.
- Нет, - сказал Григорьев. - Гораздо больше. - Вероятно, 100,000.
- Может быть и так. Пусть будет 100,000.
- И ты согласился с ним?
- Как я мог согласиться с ним, если я не имею об этом ни малейшего понятия. Вероятно, это действительно была цифра в сто тысяч, а может и больше, кто знает.
- Давай, запишем цифру в 100,000.
- Пишите!
Вот так мы пришли к компромиссу в сто тысяч. Мне была совершенно безразлична численность войск, так я как не видел разницы, если цифра будет больше или меньше. Пусть пишет на здоровье. Какая мне разница.
Я ожидал, что подполковник все-таки осознает полный абсурд дела, которое он взялся вести, но увидел, что он искренне верил и любую чушь.
- Пэтч, вероятно, был заинтересован узнать численность кораблей советского морского флота в Дайрене, не так ли?
- Да, конечно.
- И наименование грузов, перевозимых им?
- Естественно!
- И что ты ему ответил?
- Что не имею ни малейшего представления.
- Проявлял ли он интерес к советскому военно-морскому флоту?
- Да. Большой интерес!
- И что же Пэтч желал узнать?
- Численность кораблей, находившихся в районе Порт-Артура.
- И какую цифру ты ему назвал?
- Я сказал, что не знаю. Никогда не занимался подсчетом кораблей, но видел, правда, с холма в Дайрене несколько единиц.
Лицо подполковника выражало улыбку. Он, безусловно, видел и знал, что я лгу и играю в игру, предложенную им, однако продолжал записывать все.
- Интересовался ли Пэтч численностью дивизий, расквартированных в районе Порт-Артур - Дайрен?
- Да, очень.
- И какую цифру армейских дивизий ты ему назвал?
- Но я не имел ни малейшего представления о числе дивизий, расквартированных в районе Порт-Артура - Дайрена. В аэропорту, где я работал, никто не говорил об этом.
Услышав ответ, Григорьев рассмеялся.
- Но он назвал свою цифру, не так ли?
- Да, думаю, что это так. Он упомянул цифру не более двух.
- И это было все?
- Да.
- Не может быть. Нет. По всей вероятности эта цифра должна быть больше, - сказал Григорьев, ехидно улыбаясь.
- Тогда, наверное, три?
- Нет больше.
- Четыре, пять?
-Нет, нет! Значительно больше.
- Девять или десять, предложил я.
- Возможно, да. Думаю, что ты нрав.
Григорьев захохотал, поместив руки в карманы своих брюк. Я соглашался со всеми предложениями Григорьева. В конечном счете, мы вышли на компромиссную цифру в пять дивизий. Подполковник, вроде, также был удовлетворен этой цифрой.
- Вероятно, что Пэтч, во время ваших бесед, просил тебя передать ему дополнительную информацию?
- Нет. Никогда. Все, чем мы занимались, заключалось всего лишь в разговорах о различных вещах.
- Когда Пэтч тебя завербовал?
- Завербовал? Что это? Я не понимаю, что вы подразумеваете под этим?
- Ну, скажем, когда ты подписал документ, что начинаешь работать на американскую секретную службу.
- Но я никогда ничего ему не подписывал.
- Ты просто так передавал Пэтчу свою информацию во время встреч и разговоров.
- Да. Но я никогда и не для кого не занимался шпионажем.
- И сколько он платил тебе за информацию?
- Какую информацию?
- Идиот! Предлагал ли он тебе деньги за сотрудничество и информацию, которую ты ему передавал?
- Я никогда ему ничего не передавал.
Подполковник выглядел удовлетворенным достигнутым успехом в деле, в котором майор ничего не мог добиться. Во всяком случае, у него появился материал для записи на листах допроса, ставший началом его работы. Допрос продолжался далеко за полночь. Внезапно он зевнул. Я увидел, что он устал. Сказывался результат бессонных ночей и постоянных допросов. Подполковник сказал, что на сегодня следует закончить, и попросил меня подписать листы допроса. Прочитав, я расписался на русском, как мог.
Следователь улыбнулся. У меня возникло чувство, что мои нелепые ответы на его вопросы выглядели правдоподобными. Я всегда ставил свою подпись на английском. Но на этот раз я предпочел расписаться на русском, что для меня лично совершенно ничего не означало.
Григорьев по телефону вызвал конвоиров, доставивших меня на ожидавший «черный ворон». Через минут двадцать я уже находился в одиночестве, в своей камере.
Свободное копирование
