Из солдат в поселенцы - 1

Глава 29. Из солдат в поселенцы

5 ноября десять славных дней нашего медового месяца закончились, и я вернулся на службу. Это была уже совсем другая служба. Война за независимость подошла к концу, все замыслы были реализованы, цели достигнуты. Последние бои вскоре после моего возвращения из отпуска привели к тому, что египтян оттеснили за границу Палестины. Теперь они удерживали только узкий береговой сектор около Газы. В иерусалимском секторе находился Арабский легион, также израильские силы не смогли освободить такие важные объекты, как еврейский квартал в Старом городе Иерусалима и Латрун или поселения Етциона. За арабами остался и «Треугольник» - стратегический выступ между Хайфой и Тель-Авивом, разрезающий Израиль почти надвое. Шамир, ныне командующий этим районом, отклонил мое предложение ввести 7-ю бригаду и выпрямить "Треугольник", по причинам, известным только ему самому. Новый же Иерусалим был надежно в израильских руках, коридор жизнеобеспечения сохранился и даже расширился. На севере, в результате успешно завершившейся операции «Хирам», мы получили контроль над всей Галилеей. После разгрома армии Каюкджи было еще одно маленькое столкновение в нашем секторе. Сирийцы держали небольшой плацдарм возле захваченного еврейского поселения Мишмар Хайарден, откуда угрожали Рош Пине. Но увидев судьбу Каюкджи, благоразумно воздерживались от провокаций.

После напряженных и опасных месяцев 7-я бригада должна была привыкать к однообразному пребыванию на позициях напротив сирийцев. В хорошую погоду это, может, и удовольствие, но зимой совсем другое дело. Как иностранцам трудно поверить, что летом в Канаде тяжело переносить жару («Но не весь же снег тает?» - популярная реакция на это заявление), так же тем, кто не бывал в Израиле, трудно поверить, что зимы там бывают холодными. Одна ночь на наших позициях убедила бы их в обратном. На севере зимние ночи холоднее и наша неподходящая форма слабо защищала от холодных ветров, со свистом дующих с горы Хермон.

В таких условиях бойцы быстро стали скучными и раздражительными. Солдаты англоговорящей роты 72-го батальона начали так активно жаловаться, что протест фактически превратился в требование демобилизации. Командир собрал их и произнес убедительную речь, недвусмысленно объяснив какая привилегия им выпала, – снова защищать собственную страну после двух тысяч лет изгнания. Такие подбадривающие речи были обычным делом, но в данном случае имела место заметная разница – в отличие от большинства слушателей офицер был нееврей! Вступая в нашу бригаду, он не скрывал, что служит в британской армии и находится в отпуске. Из-за тогдашней позиции Британии желание выглядело несколько подозрительно. Но я оказал ему доверие и не ошибся. Со временем он стал начальником первого израильского воздушно-десантного училища.

Наша задача теперь заключалась в скучном патрулировании и несении караульной службы, оставляя много времени и сил для более интересных занятий. Вопиюще нарушая закон, мы частенько наведывались за ливанскую границу, где деревенские жители принимали нас очень дружелюбно и кормили по-королевски. Еще одно нарушение закона было более личным. Яэль переехала в Цфат, чтобы жить со мной. До сих пор я категорически запрещал личному составу бригады приводить жен или возлюбленных в наше расположение. Пытался и сам соблюдать это правило, но Яэль просто сообщила мне, что приезжает в Цфат и делать было нечего. В сложившейся унылой обстановке я не мог впечатлить её своим героизмом. Однако, из-за ледяного тумана, окутавшего отель, где мы жили, да еще и в неотапливаемом номере, моей обязанностью стало первым ложиться в кровать, чтобы согреть холодные простыни для моей изнеженной молодой невесты[1].

Поскольку активных военных действий не было, можно было больше времени уделить порядку и учебе в бригаде. Пришла пора также заняться тем, что давно беспокоило меня. А именно тем, что до сих пор израильская армия не имела нормального кодекса военных законов. Я не раз убеждался в его насущной необходимости. Однажды во время галилейской кампании я объявил тревогу в одном из батальонов. Это означало, что все без исключения должны занять свои места. Проверка обнаружила, что на месте нет... командира батальона! Это был столь шокирующий пример его солдатам, что я решил привлечь его к ответственности. Поскольку в армии не было юридической структуры, не было смысла в формальном обвинении. Когда я доложил о происшествии командованию, оно «наказало» этого человека переводом в другую часть, где он продолжал служить офицером!

Отсутствие военной юриспруденции снижало эффективность и плохо отражалось на рядовых солдатах. Я помню один особенно вопиющий случай, свидетелем которого был, служа в Иерусалиме. Офицер Пальмаха построил весь свой батальон, чтобы наказать солдата, которого он обвинил в трусости под обстрелом. К моему ужасу офицер вытащил мальчишку из строя и несколько раз ударил, в том числе и кулаками, чтобы «наказать» за такое поведение. Сознательно опозорив его перед товарищами, наблюдавшими за этим в полном молчании, он втолкнул сгорающего от стыда парня в строй. Кроме полной деградации меня поразила сама идея наказания за то, что у семнадцатилетнего юнца, возможно впервые столкнувшегося со смертельной опасностью, отказали нервы. Я не могу обвинять этого офицера. Дисциплина Пальмаха во многом опиралась на общественное мнение, возникающее в крепком каркасе взвода или отделения, где все друг друга знают. В такой крупной структуре как батальон это уже не работает. Не имея хороших военных законов, командир теряется и просто сам создает систему правил и наказаний.

Настало время поработать над своим любимым проектом. Был у меня подходящий для этого человек, один из бригадных офицеров А. Хотер Ишай. Послужив в британской армии юристом, он стал экспертом в области военной юриспруденции. Я усадил его за разработку собственного кодекса на основе британской модели. В результате кроме других «первостей», 7-я бригада стала и первой израильской частью с официальной юридической системой. Копия была отправлена высшему командованию и произвела такое глубокое впечатление, что Хотер Ишай был сразу же переведен в штаб армии для разработки основ общеизраильского кодекса военных законов.

Как оказалось, после успешного завершения операции «Хирам» участие моей бригады в активных боевых действиях не предполагалось. Но возобновление военных действий в будущем все еще было весьма вероятно. На этот случай я подготовил план наступления на сирийцев. Внимательно изучив местность и диспозицию противника, я убедился, что усиленная подкреплениями 7-я бригада могла бы окружить сирийскую армию, захватить Кунейтру и идти на Дамаск! Я представил эти планы в Северном командовании Моше Кармелю и его начальнику штаба Мотке Маклефу. План выглядел грандиозно, но не более амбициозно, чем предыдущие планы захвата Назарета и операции «Хирам», которые были блестяще выполнены.

Меня вызвали на встречу с Бен-Гурионом обсудить эти планы для Сирийского фронта. После полезного обсуждения мы продолжили рассмотрение общих вопросов военной организации, учебы и тактики, в результате чего он попросил меня подготовить подробную докладную записку. К концу января 1949 года я завершил многонедельные обсуждения и исследования представлением ему двух отчетов по нескольким важным темам: обучение, дисциплина, отбор офицеров, мобилизация резервов, тактическая роль бронетехники, взаимодействие бронетехники и пехоты.

Бен-Гурион высоко оценил мой отчет по военным вопросам, позже он был принят израильской армией и полностью реализован. Бен-Гурион выразил надежду, что я останусь в армии и предложил возглавить все бронетанковые войска! Принять такое предложение было большой честью и большим испытанием. Согласие открывало путь к самой верхней ступени военной иерархии. Приняв этот пост, я получаю звание «Алуф» - полный полковник[2], что означает подчинение только одному человеку – начальнику Генерального штаба. Это надежное и многообещающее будущее в Израиле.