Кровавый путь на гору Скопус - 3

25 апреля, всего через пять дней после прибытия в Иерусалим, войска бригады «Харел» атаковали Шейх Джерах, арабский район, где конвой Хадассы напоролся на засаду. Там проходит горная дорога, по которой осуществляется снабжение, и мы были обязаны удостовериться, что она открыта. Если находящийся в арабском окружении гарнизон горы Скопус не будет постоянно снабжаться и пополняться, будущее еврейское государство рискует потерять больницу и университет, имеющие огромное практическое и символическое значение.

В отличие от других атак в те дни, когда оружия и боеприпасов обычно не хватало, операция в Шейх Джерахе имела необычайно роскошную поддержку в виде броневика, «одолженного» у британской полиции. В то время, когда стандартным оружием были примитивные (часто самодельные) автоматы Стэн, а двухдюймовые минометы классифицировались как тяжелая артиллерия, эта машина с двухфунтовым противотанковым ружьем и ручным пулеметом Беза была бесценным приобретением. Хотя нам и разрешалось использовать не более пятисот патронов для пулемета и двух снарядов для пушки, это вооружение было чертовски полезно при правильном использовании.

Нашей целью был дом Нашашиби – стратегическая позиция, главенствующая на дороге, проходящей по горе Скопус. Мне была поставлена задача разработать план огневого прикрытия, поэтому я выехал на рекогносцировку с командиром броневика и нашел хорошую позицию для оказания огневой поддержки. Затем в соответствии с планом туда пришла пехота, мы осуществили подготовленный уже обстрел и рота заняла объект без потерь. В штаб, в Иерусалим, пошло сообщение «Дорога на гору Скопус открыта!».

Довольные собой, мы начали отдыхать, когда со своего наблюдательного пункта возле Меа Шарим[1] я заметил на близлежащем холме группу английских офицеров. По жестикуляции командовавшего ими полковника я без труда догадался об их намерениях. Зная, что он в безопасности, полковник совещался с группой наблюдения и оповещения. Его формальные, почти ритуальные движения не оставляли места сомнениям. Англичане собирались атаковать нашу только что занятую позицию в Шейх Джерахе.

Я спешно позвонил командиру батальона, чтобы предупредить о происходящем и сообщить свои предположения. Осмотр местности ясно подсказывал, что делать. Я попросил разрешения предотвратить атаку штурмом поста британской полиции, контролирующего вход в квартал. Пост охранял взвод с двумя шестифунтовыми противотанковыми ружьями, двумя трехдюймовыми минометами и пулеметным отделением. Больших трудностей в захвате позиции не предвиделось. Командует там английский офицер, симпатизирующий нам, и он, вероятно, не окажет большого сопротивления. Захват поста дал бы нам тактическую позицию и оружие, чтобы подавить атаку англичан в зародыше.

 Прямая атака на английский пост, однако, могла повлечь серьезные полтические последствия, поэтому требовалось попросить разрешение руководства Сохнута. Время шло, намерение англичан атаковать становилось все более очевидным. Я с нетерпением ждал ответа руководства. Он пришел. Руководство категорически запретило совершать действия, которые англичане могут счесть агрессией. Эта предосторожность была понятна. При своем скрытом покровительстве арабам англичане обычно воздерживались от полномасштабных нападений на подразделения Хаганы. Пока они не меняли своей политики было рискованно провоцировать их. По крайней мере, так считали сотрудники Сохнута. Но отсюда я видел, что атака англичан вот-вот начнется. Тем не менее приказ был ясен и оставалось только ждать неизбежного. Оно случилось достаточно скоро.

Против нашей неполной роты англичане выставили полный батальон пехоты с танковой и артиллерийской поддержкой. Даже при таком неравенстве они не рисковали предпринять лобовой штурм. Вместо этого танки отошли на расстояние, превышающее поражающую дальность нашего легкого оружия. Оттуда их низкотраекторные высокоскоростные пулеметы начали бить по дому Нашашиби, где залегли наши солдаты. Со своего наблюдательного пункта я беспомощно смотрел, как их позиции разбивались вдребезги. Нападение было ужасающим и вскоре рота Пальмаха практически перестала существовать как боевое подразделение.

Точно в тот момент, когда мы подумали, скоро ли англичане начнут окончательный штурм, чтобы разделаться с нами, пришло сообщение от Элиезера Каплана, представителя Сохнута в Иерусалиме. В сообщении говорилось, что англичане только что предъявили ультиматум с требованием немедленного отхода из Шейх Джераха. Англичане обосновали свое требование. Предварив его атакой, они заявили, что Шейх Джерах находится на их эвакуационном пути, а наше там присутствие подвергает опасности войска, которые скоро должны выйти из Иерусалима. Возражения были нелепы. Насколько мы знали, они не могут уйти слишком скоро, а мы и не собираемся каким-либо образом мешать их выходу.

В данный момент англичане могли просто идти, не встречая ни малейшего сопротивления, поскольку шестьдесят человек из нашего отряда были убиты или ранены. Видимо не зная о причиненных нам страшных потерях, они, к нашему удивлению, были готовы к переговорам. Боясь, что солдаты Пальмаха еще способны стрелять, во избежание риска они были готовы уговоривать нас уйти из строения Нашашиби.

Настало время блефовать. Трое из нас пошли в английский лагерь для переговоров с командиром: Ицхак Рабин, Шнурман, наш офицер связи с англичанами, и я. Чтобы скрыть свое истинное лицо я должен был хранить молчание, Шнурман - говорить, а потом совещаться с нами на иврите. Мы милостиво объявляем, что готовы уйти из Шейх Джераха, только при условии, что англичане не отдадут его арабам, а будут держать в качестве нейтральной зоны до своего ухода. (Если это будет сделано, мы достигнем главной цели – откроем дорогу на горе Скопус) Если же англичане поймут, что мы блефуем и отклонят наши условия, то не будет другого выбора, кроме как уйти без каких-либо гарантий.

Водитель джипа, проехав через позиции англичан, доставил нас в штаб подразделения, обстреливавшего наших солдат. Мы ехали с большой опаской, этот батальон особенно свирепый и неуловимый, недавно пострадал от террористической атаки евреев, так что настроение их было мрачным, а действия непредсказуемы. Часовые, сделав разрешающий жест, окинули нас тяжелыми взглядами, и мы с тоской поняли, что в любой момент можем быть арестованы. Найти повод было нетрудно, все были «незаконно» вооружены - на ремнях наших полевых брюк висели пистолеты.

Пока я стоял возле джипа, пытаясь выглядеть равнодушным, Шнурман и Ицхак вошли в здание штаба. Вскоре они вернулись побледневшие и напряженные. Незаметно отдали мне пистолеты. В сопровождении англичан, безоружные, они должны были ехать на джипе в Шейх Джерах. Мне следовало остаться здесь. Как я должен возвращаться на наши позиции? Они ничего не могли сказать. Один, с тремя «незаконными» пистолетами, в самом сердце английской зоны безопасности, окруженный английскими солдатами в боевом снаряжении.

Сунув пистолеты за ремень под мою широкую парашютно-десантную куртку, я благословил свой лишний вес - расслабленный ремень делал выпуклости менее подозрительными. Огляделся. Что еще можно сделать? Джип уехал, оставив меня на плацу. Солдаты входили и выходили из штаба, глядя на меня все более подозрительно. Я знал, что им ничего не стоит на ходу пристрелить меня.

Пока я стоял, пытаясь выглядеть спокойно и легкомысленно, хотя сердце подступало уже к горлу, мимо прошел еврей в гражданской одежде. Не знаю, что он делал в английском лагере, но когда он взглянул на меня, я тихо поприветствовал его ивритским «Шалом!». Одежда на мне, как у английского солдата, – берет, полевые брюки, английская десантная куртка. Неудивительно, что он с некоторым подозрением посмотрел на меня. «Атта иегуди?» («Ты еврей?»), - спросил он. «Да», - ответил я. Он посмотрел с сомнением, но посмотрев еще раз, похоже, поверил. Я попросил помочь выйти отсюда, он шепотом пообещал.

Когда мы начали двигаться от штаба к дому, примыкающему к зоне безопасности, у меня было такое чувство, что на моей спине намалевана большая мишень. На секунду я подумал, что меня предали. В доме, судя по всему, было много английских солдат, слышался шум застолья, смех и женское пение. Мой проводник скользнув вместе со мной внутрь, скрытно вел из комнаты в комнату, избегая пьяных английских солдат, шатающихся по дому. После того, что казалось вечностью, достаточной, чтобы не осталось сомнений относительно назначения дома, я вышел в боковую дверь. Тем временем стемнело, но, к счастью, вышла луна. Бледный свет, отбрасываемый на булыжники ничейной полосы, освещал наш путь. Часами мы крались мимо безлюдных домов и вдоль аллей, прижимаясь к земле у дверных проемов, когда слышали стук сапог часовых, с трудом осмеливались дышать, пока шаги не уходили за зону слышимости. Каким-то образом, благодаря удаче и умению моего проводника, мы добрались до наших позиций без происшествий.

На следующий день, когда я появился в расположении нашей бригады, меня приветствовали так восторженно, что стало ясно: меня считали или погибшим или арестованным.