Сквозь строй - 3

Это был ливень, настоящий свинцовый ливень. Треск и клацание винтовок сопровождались грохотом пулеметов. Как только поступил приказ, арабы должны были начать стрельбу из всего, что у них было, стреляли они с той же скоростью, с какой их пальцы успевали нажимать на спусковые крючки. У них не было недостатка в патронах, их было больше, чем мы могли предположить.

Пальмахники отстреливались. Из окна каждого грузовика, из-за тюков груза, из каждого броневика солдаты стреляли по холмам. Это было почти невозможно: пристроившись на качающейся машине, попытаться поймать вспышку со стороны хорошо замаскированных арабов и прицелиться. Но худо-бедно конвой отстреливался и если даже не нанес арабам большой урон, по крайней мере не давал им поднять головы.

Где они? Я с трудом осмелился на секунду отвести глаза от дороги, но было понятно, что арабы хорошо укрыты. Склоны холмов были круты и густо заросли молодыми соснами. Они там прячутся за скалами. Мы же здесь на открытой местности.

Я держал ногу на педали газа, виляя насколько было возможно, чтобы затруднить прицеливание. Пули летели во всех направлениях. Это было как тропический ливень. Я мог видеть как впереди разлетался щебень от попавших в него пуль.

Пальмахник на заднем сиденье вытянувшись во всю длину, тщательно целился и стрелял из окна. Каждый раз он менял позицию и стрелял в другую сторону. Шум стоял такой, что его выстрелы были едва слышны.

Огонь становился все интенсивнее и это чувствовалось. Внезапно на обочине показался стоящий неподвижно грузовик с пробитыми и спущенными шинами. Я бросил быстрый взгляд, нет, кабина пуста, видимо, пассажиры перебрались в другую машину. Им повезло больше, чем водителю, убитому тем же взрывом, от которого загорелся его грузовик.

Следуя инструкциям, на медленных участках подъема я перешел в левый ряд и ехал быстро, как мог. Это быстрее и безопаснее - быть движущейся целью. Справа на низкой передаче карабкались придавленные тяжелым грузом десятитонки. Они были отличными мишенями.

Иногда стрельба ослабевала на некоторое время, и я начинал думать, что худшее позади, но вскоре она возобновлялась еще сильнее, чем раньше. Арабы сидели здесь днями, ожидая случая, и теперь стреляли с такой скоростью, с какой успевали перезаряжать оружие. Это чудо, что не так много грузовиков было подбито. А может и не такое уж чудо, стрельба с машин заставила противника отодвинуться дальше от дороги. На этих лесистых склонах арабы были плохо заметны. И не важно сколько пуль прошивало бок машины, она продолжала ехать, если только не были поражены основные узлы, такие как двигатель, радиатор или бензобак. Или водитель. У врача в моей машине был автомат Стэн, который он использовал на всю катушку, что подливало масла в огонь. Стрелял он не только в свою сторону, каждый раз, увидев цель слева, перегибался и стрелял прямо возле моего уха. Пару раз в пылу боя пули просвистели перед моим лицом.

Еще один грузовик подбит. Чтобы объехать его я резко вильнул влево, не сбрасывая скорости, в притирку обошел обрыв в тридцать-сорок футов на другой стороне. Врач пробормотал комплимент насчет моей координации. Неминуемая смерть, казалось, обострила мою реакцию, возможно это побочный продукт страха высоты.

Но теперь все остановилось. Вся колонна. Что случилось? Когда машины встали, арабы удвоили огонь, пытаясь максимально использовать выпавший шанс. Я потихоньку двигался вперед, пытаясь найти те несколько подбитых машин, которые блокировали дорогу. Один из броневиков был рядом и пытался столкнуть горящие машины на обочину, но обломки сцепились и задача оказалась трудной. Несколько солдат Пальмаха спрыгнули с грузовиков, чтобы помочь, другие заняли позиции на обочине и отстреливались от противника над ними.

Путь свободен. Оставшиеся грузовики газанули, переключили скорость и поехали.

Вверху впереди было несколько острых и жестоких стычек. Там, где позиции противника над нами представляли угрозу, группы пальмахников, как мужчин, так и женщин, отделялись от колонны и пытались атаковать склоны холмов. Это было почти безнадежно – несколько молодых смельчаков хотели взять хорошо укрепленные позиции. Большинство из них погибли.

Еще одна остановка. Дорога снова блокирована. Горящие машины, тела на дороге. Броневик и помогающие ему пальмахники толкают обломки в сторону. Когда колонна протискивается вперед, я узнаю знакомую фигуру. Гарри Яффе руководит расчисткой дороги и одновременно подгоняет водителей: давай, давай! Кажется его ничуть не волнует то, что стоя посреди дороги, он является превосходной мишенью. Пули летят во все стороны, поскольку арабы сосредоточили огонь на заторе, пытаясь полностью остановить караван. Однако, Гарри стоял спокойно, помогая расчистке, пока путь полностью не освободился.

На обочине раненый, не знаю пальмахник или водитель. Я ударил по тормозам, мы выскочили и втащили его в кабину. Около нас усилился обстрел, арабы пытались убить нас, пока мы не двигались. Несколько пуль попали в машину, не причинив большого вреда. Я отпустил сцепление и мы умчались.

Это кончится когда-нибудь? Казалось оно длится часами. Просто сидеть и знать, что твоя жизнь зависит от меткости арабов еще хуже, чем бой. Я почти променял бы такое на Мушов. Это было просто массовое самоубийство.

Вдруг я заметил, что обстрел ведется только сзади. Вокруг нас огонь прекращается, несколько последних пулеметных очередей остались в стороне. Я прибавил газу для скорости.

Мы прошли! Мы сделали это!

Так я ощутил вкус первой операции на второй войне. Она могла оказаться последней. Маккаби Моссери, занявший мое место на заднем сиденье легковой машины, был смертельно ранен пулей.