Глава 3. Отрочество
Благодаря богатству отца я рос в Торонто, не зная ни в чем нужды. Папа был поглощен бизнесом, а мама, казалось, постоянно была занята благотворительностью. Поэтому в детстве за нами присматривала гувернантка. Должен признать, к своему стыду, что для нас было делом чести выжить ее из дома как можно скорее. Одну несчастную девушку мы довели так, что она сбежала в первый же день.
Позже, в частной школе, мое поведение не стало лучше, а успеваемость, мягко говоря, была как у Уинстона Черчилля. Но на спортивных площадках я приходил в себя, с огромной энергией играя в футбол и хоккей. Будучи очень высоким, сильным и выносливым, мог играть без отдыха. Поэтому наша тактика была проста и состояла в том, что я должен был постоянно вести мяч. Главным тактическим принципом институтов, игравших против Верхнеканадского колледжа (или Джарвиса, или Северного – я часто менял институты), был «Остановить Дункельмана».
Так получилось, что мы с братом Джо были единственными евреями в школе. Возможно потому, что он тоже был большим и сильным, мы не ощущали открытого антисемитизма ни в школе, ни где-либо еще. Моя юность была абсолютно беззаботной. В течение учебного года я занимался игровыми видами спорта, а во время летних каникул ходил под парусом, рыбачил и купался в близлежащем озере Симко. Так легко можно было превратиться в испорченного плэйбоя, но моя мама была бы очень этим недовольна.
Мать была сгустком энергии, ее страстью стала общественная работа. Будучи офицером Канадского Красного Креста получила Медаль Коронации в 1937 году за свой гуманитарный вклад. Главным образом ее энергия была направлена на благотворительность среди евреев. В еврейской общине Торонто уважение к ней граничило с благоговением, что не всегда означало любовь. Об этом можно судить по ее прозвищу «Мадам Царица». Нет нужды объяснять, что так ее звали только за глаза. Она не была бесконфликтным человеком. Когда какой-то реформистский раввин разрешил исполнять на собрании «Аве Мария», мама воспротивилась, и вскоре несчастный раввин покинул Торонто. Когда ей не понравилась новая редакционная политика «Еврейского обозрения», она основала в противовес ему журнал «Еврейский Стандарт». На должность издателя она нашла молодого журналиста Меира Вейсгала, редактором стал человек, позже сыгравший значительную роль в моей жизни.
Когда обнаружилось, что дачные поселки вокруг Торонто превратились в протестантские анклавы белых американцев, не продающие землю евреям, вскоре развернулась новая кампания. Тогда (еще больше, чем сейчас) престижным символом социального статуса было владение летним домом и мама добилась того, что евреи перестали быть исключением. С помощью нееврейских посредников она купила 100 акров земли на озере Симко и построила дачный поселок на тридцать коттеджей. Проект имел большой успех и прославился как один из лучших поселков Онтарио. Мама назвала его Бальфур Бич в честь британского министра иностранных дел, подписавшего просионистскую декларацию.
Имя было выбрано неслучайно. Сколько я ее помню, мама была активной сионисткой и сторонницей еврейской колонизации Палестины. Эти убеждения передались ей от ее отца, моего деда Миллера. Он был одним из первых сионистов в Америке, и мама, молодая девушка, активно помогала ему в организаторской работе. Ее сионистский энтузиазм возможно объяснялся и тем, что она могла бы родиться в Палестине. Ее мать, моя бабушка Миллер, урожденная Белкинд, единственная из семьи переехала в Новый Свет. Если бы она не вышла замуж за моего деда, то уехала бы в Палестину с остальными Белкиндами, ставшими там видными фигурами еврейской общины, в то время быстро разраставшейся.
При поддержке моего отца мать превратила наш дом в перевалочный пункт и гостевой центр для сионистских лидеров, приезжавших в Торонто выступать на собраниях или в поисках помощи для некоторых проектов. Среди наших гостей бывали самые значительные сионистские лидеры: Хаим Вейцман, Луи Липски, Стефан Вайс, Шмариаху Левин и многие другие.
Они платили за наше гостеприимство полной информацией из первых рук о происходящем в Палестине и в еврейском мире в целом. Их отчеты выслушивались очень заинтересованной и хорошо информированной аудиторией. Мать в особенности была хорошо осведомлена. Хоть она и была в Палестине всего трижды, казалось там не было ни одного поселения или деревни, которые бы она не знала лично. Любую победу или поражение она воспринимала как будто сама была там, осушала болота, сажала деревья. Своей заинтересованностью и увлеченностью она перекинула мост через тысячи миль от Солнечного Ручья к таинственной «Земле Израиля».
Пока взрослые разговаривали, я сидел возле огромного камина, наблюдая за языками пламени, и слушал рассказы о Палестине, выхватывая из них экзотические названия и пыталясь представить как выглядят эти поселки и деревни. Будучи очень впечатлительным ребенком, впитывал каждое слово, изрекаемое этими обаятельными людьми. Один из них, Хаим Вейцман, тогдашний президент Всемирной Сионистской организации, произвел на меня глубокое впечатление рассказом о поездке в Южную Африку, где он видел заповедники для сохранения дикой природы. Он поразил нас, показав контраст между щедростью по отношению к животным и положением евреев. «В мире есть место для животных и нет места для евреев», - заключил он.
Я услышал это, будучи ребенком, за годы до того, как Германия начала осуществлять свое «окончательное решение еврейского вопроса». Вейцмановское пророчество дало мне ясно понять, что евреев ждет уничтожение, если они, подобно животным в Южной Африке, не будут защищены специальной программой. Из его рассказов следовало, что евреям нужна собственная страна, иначе будет много семилетних Эрни. Евреи должны собраться в гавани – Палестине.
Но я понял из этих разговоров и то, что многие евреи пренебрегают прогнозами, не сознают опасности своего положения и рассматривают Палестину как что-то второстепенное. Помню как к нам пришел Шмариаху Левин, вернувшийся из Германии, где тщетно пытался поднять немецких евреев для выражения солидарности с остальным еврейским народом. «Подавляющее большинство немецких евреев заявили, что не будут поддерживать сионизм»,- с сожалением сказал он. «Они не признают никакого родства с их еврейскими братьями, страдающими от погромов в Восточной Европе, и почти полностью ассимилированы. Ответом на призыв помочь мировому еврейству было: "Мы не евреи, мы немцы».
Я слушал и старался это постичь, но странное противопоставление евреев и немцев оказалось вне моего понимания. Я был одновременно канадцем и евреем, но ни в детстве, ни в зрелом возрасте эти две мои сущности не конфликтовали. Одно подданство не противоречило другому, я был верен им с чистой совестью и не видел смысла в разделенной верности.
В Верхнеканадском колледже, пропитанном канадском патриотизмом и верностью монарху, я никогда не чувствовал себя отверженным. Считал себя канадцем, как мои сокурсники, как они был верен королю.
В то же время я и подумать не мог, что эта верность помешает моей верности еврейству. И все более проникался мыслью, что когда-нибудь съезжу в Палестину.
Свободное копирование
