Через несколько недель он отвел меня в сторонку и объяснил, что я уже превысил срок пребывания на своей должности, предусмотренный для персонала госпиталя, не имеющего медицинского образования. Почти все рабочие задания для «придурков» имели ограничения по времени – кажется, в большинстве случаев это было полгода. Я пробыл в госпитале почти год, и по сравнению с жизнью почти всех, кого я знал, это был «замечательный» год.
- Ты первоклассный фельдшер. Я редко видел кого-то, кто бы так быстро учился, - сказал Лавренов. – Я буду рекомендовать, чтобы тебя перевели как фельдшера. Тебя назначат на тяжелую работу, ты знаешь, может быть, даже пошлют в рудник, но если ты пойдешь как фельдшер, с тобой все будет в порядке.
Мои ягодицы вновь обрели «первую медицинскую категорию». Наши доктора проверяли мое сердце каждый месяц или два, и заключили, к своему изумлению, что изначальное 4,5-сантиметровое расширение самопроизвольно уменьшилось менее чем до 2-х сантиметров. Я снова был здоров.
- Что бы ни случилось, - сказал Лавренов, - если тебя захотят послать в рудник, то это не будет пятьдесят первый. Его закрыли на время. Была ужасная авария, оборвался трос клети.
Я ответил, что слышал о том, что все боялись поездок в клетях на 51-м руднике, так как они были в аварийном состоянии.
- Этот случай был наихудшим за долгое время, - ответил Лавренов. – Двадцать семь человек там было. Только один выжил, понимаешь. Он держался за прутья крыши. Переломал все кости, но, говорят, что с ним все будет в порядке. Кстати, - с усмешкой продолжил Лавренов, - в той клети погиб один фельдшер, поэтому будь осторожен, если тебя пошлют туда.
- Буду, - пообещал я.
- Да, - продолжил он, - этот, как его, он был не фельдшером. У них не было фельдшера, и они где-то достали врача. Сейчас вспомню его имя. У него все внутренности были переломаны. Его принесли обратно в его собственный госпиталь, и он упросил своих коллег не оперировать его, представляешь? Он знал, что умрет, и поэтому сказал: «Не надо меня оперировать, ребята, со мной все равно покончено».
Во всей округе был только один госпиталь, о котором я мог подумать. Холодок пробежал по моей спине.
- Попробуйте вспомнить, как его звали, гражданин начальник, - проговорил я.
- Латышский врач.
Я почувствовал себя дурно.
- Ациньш, - произнес я.
- Да, точно, - сказал Лавренов. – Конечно! Я забыл. Ты же обучался у него, так?
В течение нескольких недель два человека, которые стали мне дороги, по особому дороги, ушли из жизни – Аркадий и Арвид Ациньш. Я словно окаменел изнутри. Чувствовал я ненависть. Лавренов старался вести себя мягко, но он был не способен понять, почему мое лицо вдруг помрачнело.
Потом оно стало еще мрачнее. Через несколько дней меня послали к лагерному нарядчику. Нарядчик – это заключенный, которому доверяется производить распределение рабочих заданий и докладывать куму, начальнику лагеря. Таким образом, он считается стукачом, как бы это ни было на самом деле. Так как это ясно с самого начала, никто ему ничего не рассказывает, а он, таким образом, не рискует жизнью за стукачество.
Этот человек вызвал меня в приемную администрации и вытащил папку с моим «делом».
- Ты уходишь из госпиталя, - сказал он грубо.
- Где я буду работать?
- Пятьдесят первый рудник. Расслабься, братишка, тебе повезло. Ты направлен туда как фельдшер.
- Но послушай! – меня бросило в жар. – Этот рудник должен быть закрыт. Клеть сорвалась. И мой друг погиб в ней!
- Тебе кто-то обещал, что его закроют? – фыркнул он. – В любом случае, подъемник починили. Неделю, по крайней мере, он должен продержаться!
Свободное копирование
