Американец в ГУЛАГе - 147

Во время моего пребывания в госпитале мое собственное здоровье улучшилось, и силы возвращались ко мне.  К своему рациону я добавлял ежедневные инъекции глюкозы – делал я это поздно вечером, когда в госпитале устанавливалась тишина. У меня был доступ ко всем нужным мне витаминам, прежде всего – к витаминам B и C, а также к ниацину; таким образом, опасность цинги или пеллагры мне более не грозила. Знакомый мне охранник достал для меня некоторое количество дрожжевых таблеток из военной аптечки, и я принимал их по несколько граммов в день. Это, в свою очередь, дало развитие другому интересному повороту в жизни нашего госпиталя.

У нас был санитар-украинец по имени Музычко, который всегда откладывал немного хлеба, чтобы положить его в кувшин с водой, где в течение нескольких дней происходила ферментация; в результате получался слабый квас – напиток вроде пива, слабоалкогольный, но с приятным вкусом. Музычко раздавал свой напиток как пациентам, так и сотрудникам госпиталя ежедневно – и, хотя алкогольная составляющая в нем с трудом угадывалась, слабый пивной привкус поднимал всем настроение. Я обычно добавлял туда свой дневной рацион сахара, и в один из дней мне в голову пришла мысль, что есть более приемлемый способ принимать внутрь те самые дрожжевые таблетки, на вкус бывшие ужасными.

Только я закончил размешивать сахар и дрожжи в квасе, как вошел конвой – они принесли трех шахтеров, оказавшихся под грудой руды, случайно высыпавшейся из ковша. Двое из них были мертвы, а третий получил ужасные травмы, и мне пришлось удалиться, чтобы помочь Адаричу в операционной. Помню, как я обрабатывал его череп, серьезно разбитый, а он в это время продолжал произносить молитвы – не приходя полностью в сознание. Затем Адарич с осторожностью брал кусочки его черепа, стараясь сложить его снова вместе. Тот человек продолжал молиться до самой смерти. Прошло еще часа два, прежде чем я вспомнил о своем напитке и вернулся в комнату, где оставил его на подоконнике.

Жидкость почти бурлила. Ферментация происходила очень даже живенько. Я взял несколько капель в качестве образца, отнес их в лабораторию и положил под микроскоп Каска, наблюдая, как плодятся и бурлят в них микроскопические организмы. Мне подумалось, что у меня может получиться очень даже неплохо, когда процесс немного затихнет. Я вымыл несколько лабораторных емкостей, а потом нашел немного проволоки, которой можно было прикрепить сверху стеклянные пробки; будучи совершенно неосведомленным относительно искусства пивоварения, я знал, что внутри образуется давление, и его нужно будет как-то удержать. Поздно вечером, когда бурление вроде бы улеглось, я разлил настойку по своим маленьким бутылочкам, привинтил сверху проволокой стеклянные пробки и оставил емкости в шкафу, в комнате для осмотра пациентов. И, конечно же, следующей ночью, когда меня не было на дежурстве, они взорвались, почти до смерти перепугав нашего санитара по имени Яныев. По этому случаю между нами произошел отчаянный кулачный бой, но позже некоторые из нас наладили постоянное производство, в маленьких бутылочках – таким образом, каждые три недели мы получали порцию пива, когда научились делать это должным образом. Позже, зимой, мои друзья в ДОЗе сделали по моей просьбе небольшой бочонок – и тогда мы смогли перейти к массовому производству, спрятав его в морге, под столом для вскрытия трупов. Но только лишь был готов наш первый бочонок, как новый фельдшер, Вася Каргин, напился и пошел гулять ночью по зоне, обнимая фонарные столбы и выкрикивая лозунги «Да здравствует президент Трумэн!» Охранники бросили его в карцер. Мы решили, что пивное производство становится немного опасным, и решили на время его приостановить. Вскоре после этого бочонок у нас конфисковали, и с этим было покончено.