Два или три дня после того, как мы обнаружили Вальку, ему удавалось прятаться где-то еще на зоне. Потом, утром, поблизости от госпиталя произошла некая заварушка. Его нашли. Гусак, комендант лагеря, был там лично – он орал на испытывающего ужас отказника прямо перед дверями госпиталя, у которых скопились страждущие пациенты. Комендант сыпал ругательствами, затем принялся бить парня кулаками, а потом взял его в охапку, бросил на землю и принялся яростно пинать. После этого он заломил ему руки за спину, нацепив на них пару наручников особо жуткого типа, которые затягиваются при каждом движении – пока человек не начинает биться в агонии. В них есть трещотка, двигающаяся только в одном направлении – и если только вы не абсолютно неподвижны, что обычно невозможно, наручники продолжают затягиваться все туже и туже.
Пациенты, наблюдающие за сценой у дверей госпиталя, были в ярости от жестокости коменданта. С Гусаком был рядом только один охранник. Будучи перед госпиталем, они были не видны с ближайшей вышки, да и к тому же ни один охранник не решился бы стрелять в толпу, в которой находился Гусак. Пациенты бросились вперед, окружив Гусака и охранника, подхватили парня и отнесли его в госпиталь. Гусак и его охранник были унижены, но не могли идентифицировать кого-либо в толпе, так как все они были в своей нижней тюремной одежде, без номеров. Пациенты сняли с парня наручники, а потом тайком спровадили его обратно в зону, дав понять, чтобы на следующий день он как штык был на месте в своей рабочей бригаде.
Через полчаса в госпиталь явился охранник и потребовал вернуть наручники. Все пациенты демонстрировали непонимание. «Мы ничего не знаем ни о каких наручниках! Что вы имеете в виду?» Охранник вышел, и затем в госпиталь вошел офицер. Он был очень настойчив. Один из заключенных произнес, как бы извиняясь: «Простите, но их выкинули в парашу. Вам придется их откапывать». Офицер был в ярости: «Как я отвечу за утрату государственного имущества!» - крикнул он и вылетел вон. Инцидент был спущен на тормозах.
Позже, вечером того же дня, когда все улеглось, я пошел проведать того человека, что «извинился».
- Мне бы хотелось увидеть эти наручники. Очень интересно, - сказал я.
- Доктор, ты знаешь, что я выбросил их в парашу.
Тем человеком был Константин по кличке «моряк» - хитрый тип, цветной, долгие годы в свое время он провел в море. На его спине красовался не только целый корабль под парусами, бороздящий морской простор, но и стоял ценник, сделанный татуировщиком – в немецких марках, гласящий: татуировка – 97, чернила – 13, итого: 110 марок. Что-то вроде этого.
В госпитале он оказался после падения с высоты почти в двадцать метров в шахте, на медном руднике. Он приземлился на кучу резиновых шлангов, что спасло ему жизнь, но не уберегло от множественных внутренних повреждений. У меня всегда были сложности с ним, но его духом я восхищался. Я сказал: «Смотри, Костя, я знаю, что ты выбросил их в парашу, но мне все равно хочется на них взглянуть. Я много слышал об этой вещице, и мне нужно ее осмотреть, на случай, если мне самому придется иметь с ней дело».
Мы сидели на его койке, находящейся в затемненном углу госпитального отделения. Наконец, он подмигнул мне и вытащил наручники, с ключом, из-под своего матраса. «Принеси обратно!» - сказал он мне.
Я проскользнул в комнату для осмотра больных, чтобы разглядеть наручники при свете. Я вставил ключ в замок и наложил их на свои запястья. Закрыл. Я смогу согнуть пальцы и повернуть ключ – так я думал.
Устройство было дьявольски хитрым и жестоким. Малейшее движение рук – и трещотка двигалась, затягивая наручники. Я согнул руку, чтобы взять ключ. Наручники затянулись сильнее. Достать до ключа я мог только кончиками пальцев. Меня охватила паника. Боль становилась все сильнее, а мои пальцы начали опухать и синеть. Я нажал изо всех сил. Ключ сломался!
Я почувствовал жуткую растерянность, представляя, как в любую минуту кто-то может войти в дверь и увидеть, что я наделал. Мне нужно было найти выход. Я принялся ходить взад-вперед, обдумывая это, но боль было уже невозможно терпеть. Я набросил на свои руки больничный халат, в попытке скрыть свою ужасную оплошность, и пошел обратно в палату. Константин-Моряк спал.
- Костя, - прошептал я, почти задыхаясь, - проснись!
- Что такое? – промычал он сонно.
- Я сломал ключ и не могу снять эти наручники!
Он принялся хохотать. Остановиться он не мог. Вскоре вся палата проснулась, и Константин рассказывал эту историю всем.
- Костя, пожалуйста, ради бога! – умолял я.
Но он продолжал кататься от хохота. Наконец он произнес:
- Иди, принеси мне какую-нибудь иголку.
- Для чего?
- Ладно, неважно. У меня всегда есть, в подошве. Тебе бы тоже следовало так делать. Знаешь, даже доктор может оказаться в наручниках!
Он достал свои ботинки, вытащил потаенную иголку из подошвы, воткнул ее в замок, и я был освобожден.
- Возьми на заметку, доктор, - произнес Константин-Моряк. – Если на тебя когда-либо их наденут, они прижмут твои запястья к своим коленям, чтобы затянуть. А потом бросят тебя в камеру на полчаса. К этому времени ты будешь орать, как резаный, а твои руки еще полгода ни на что не сгодятся. Поэтому храни иголку в подошве. Как только окажешься в камере, начинай орать. Достань иглу. Ослабь наручники и оставайся неподвижен, чтобы они не затягивались снова, а потом ори громче и громче, пока они не придут, чтобы снять их. Понял?
Затем он принялся хохотать снова. Из отделения я выходил красный от смущения. Все пациенты весело аплодировали.
Свободное копирование
