Американец в ГУЛАГе - 140

Через шесть дней он снял швы и сказал, чтобы я продолжал ходить, с осторожностью. На двенадцатый день Адарич дал мне выйти пройтись за пределы госпиталя – я шел медленно и осторожно, ожидая, что в любой момент что-нибудь может расклеиться во мне. Так я дошел до склада, чтобы забрать оттуда свою ручку и зажигалку. Во второй половине того же дня Адарич помог мне повторить те вопросы, которые, как он считал, задаст мне Лавренов. Таким образом, к концу моей второй недели пребывания в госпитале я чувствовал себя достаточно уверенно для того, чтобы встретиться с администратором.

Я видел Лавренова к этому времени раза два или три. Однажды он решил проведать меня в палате и осведомился, в дружеском тоне, как мои дела. В другой день, вечером, я расслышал, как он ругается с Адаричем из-за спирта.  Лавренов всегда выделял больше спирта для операций, чем того требовалось, чтобы потом явиться под вечер и забрать неиспользованную часть для личного потребления. В тот вечер он уже достаточно надрался и был довольно агрессивно настроен по отношению к Адаричу, который пытался, в своей добродушной веселой манере, удержать его от изъятия спирта, так как его постоянно не хватало, к тому же Лавренову уже явно было достаточно. Но тот лишь выругался на Адарича, схватил небольшую флягу и с грохотом вышел.

Но когда я встретил Лавренова прогуливающимся в зоне несколькими днями позже, он был настроен легко и почти дружественно по отношению ко мне. Я решил подойти к нему немедленно.

- Гражданин начальник, - произнес я открыто и непосредственно, - разрешите обратиться!

- В чем дело, заключенный?

- Видите ли, мне очень понравилось находиться в числе пациентов вашего госпиталя. По сравнению с тем госпиталем, в котором я работал в предыдущем лагере, снабжение и управление в вашем госпитале поставлено на порядок выше, - выпалил я.

Лавренов уклончиво принял мой комплимент. Адарич проинструктировал меня, что мне не следует сразу же спрашивать о работе – для начала нужно просто обозначить свои знания и поддержать разговор. Лавренов стал расспрашивать меня о госпитале, в котором я работал под началом Ациньша. Я рассказывал, немного преувеличивая, о том, чем там занимался, и, восхваляя искусство Ациньша, не преминул упомянуть, что госпиталь под началом Лавренова управляется куда как лучше чем тот, которым заведует начальник Ациньша, офицер МВД. Это было, в определенной степени, правдой. Также в своем рассказе я постарался создать впечатление, что являюсь довольно известным человеком в Москве – конечно же, не упоминая американского посольства или каких бы то ни было связей с ним. Так или иначе, но Лавренова заинтересовал только мой опыт работы с Ациньшем. Он задал мне много вопросов, чтобы понять, насколько хорошо я разбираюсь в режиме работы госпиталя, вопросах гигиены, хирургических процедурах, послеоперационном уходе и так далее. Мне казалось, что я хорошо справляюсь. Затем я произнес: «Гражданин начальник, могу ли я попросить вас о небольшом одолжении?»
Его лицо помрачнело.
Я продолжил: «Видите ли, я привез с собой из Москвы пару дорогих мне вещиц, которые, боюсь, будут украдены, если я буду продолжать хранить их у себя. Меня сильно огорчит, если их украдут, и лучше я отдам их человеку, который способен оценить эти вещи по достоинству. Вы могли бы принять их от меня? Я боюсь, они просто исчезнут. Я уверен, что они вам понравятся».

Я рассказал ему, о каких вещах идет речь.

Лавренов был воодушевлен предложением. Он внимательно осмотрелся, чтобы удостовериться, что никто нас не видит – ведь принять подарок от заключенного означало совершить серьезный проступок. Затем он выразил свое согласие принять вещи, взял ручку и зажигалку, и ловким движением убрал в свой карман, высказав слова благодарности в мой адрес. Он был чрезвычайно любезен. Его манеры подчеркивали, что в этой ситуации профессионал говорит с профессионалом.