Через две недели, в течение которых я в основном спал, меня отвезли на коляске в комнату для допросов. Там был Чичурин. Своим поведением он проявлял нетерпение и жуткую торопливость. Его дружелюбие испарилось. Он пребывал в некоем рассеянии и обращался со мной очень формально. Он протянул мне для прочтения протокол на пятнадцати листах. Из сфабрикованной мной истории он изобразил признательные показания. Сделано это было неплохо, и, как мне казалось, должно было выдержать пристальный разбор и удовлетворить Рюмина.
Чичурин все придумал сам. Выглядело это примерно следующим образом:
Вопрос: «Правда ли то, что перед вашим арестом американская разведка готовилась к тому, чтобы ввести вас в дело?»
Ответ: «Да».
Вопрос: «Было ли вам поручено заводить приятельские отношения с армейским персоналом?»
Ответ: «Да».
Вопрос: «С какой целью?»
Ответ: «Чтобы убедить их делиться информацией».
Вопрос: «В какой области?»
Ответ: «В области систем обороны Москвы».
И так далее.
Вопрос: «Является ли правдой то, что исключительно благодаря бдительности советских оперативников вам не дали выполнить ваше задание?»
Ответ: «Да, это так и есть».
Половина или более страниц протокола было посвящено восхвалению МГБ.
Я протянул листы назад:
- Все это очень интересно, но я это не подпишу.
- Тогда все начнется сначала, вы это знаете, - вздохнул Чичурин.
- Когда будет суд? - спросил я.
Чичурин помотал головой.
- Суда не будет.
- Почему?
Он снова помотал головой.
- Зачем же тогда вам нужно это признание?
Впервые за все время я увидел, как Чичуриным овладел приступ ярости.
- Подписывай, тупой ты сукин сын! Подписывай, или сегодня вечером тут будет Рюмин, госпиталь там, не госпиталь! Подписывай! Подписывай! Подписывай!!
Мне уже дали двадцать пять лет в любом случае – подумал я.
Никто этому все равно не поверит.
Я никогда не позволю им пытать себя снова.
Я подписал.
Какого черта? Они все равно достали меня. Почему я не сделал этого намного раньше, чтобы избежать всей этой боли?
А потом я подумал: «Нет, Алекс, ты задал им изматывающую работенку! И за все за это они получили пачки вранья, которому все равно никто никогда не поверит. К тому же, они потеряли интерес».
Это было правдой. Месяцем ранее они готовы были из кожи выпрыгнуть ради своего постановочного суда. Теперь интерес к нему был утрачен. Я мог видеть это в повадках Чичурина – что-то изменилось. Что-то случилось. Возможно, очередная чистка в его ведомстве, или кто-то утратил высочайшее благоволение, или…
Чичурин говорил мне, что Рюмин был в непосредственном подчинении у Виктора Абакумова, министра государственной безопасности. Что касается Абакумова, то он, естественно, был правой рукой Лаврентия Берия. В то время как я читал протокол, в комнату зашли двое офицеров и что-то прошептали на ухо Чичурину. Я расслышал имя Рюмина и министра Абакумова. Все это относилось к некому телефонному звонку. Чичурин взял стопку протоколов и вышел из комнаты в неком рассеянном состоянии. Больше я его никогда не видел.
Свободное копирование
