Помимо субботы и воскресенья, я не спал на протяжении всех дней недели, и вскоре начал терять сознание и вновь сваливаться со стула. Свою способность спать сидя на стуле в вертикальном положении я утратил. Для того, чтобы уцепить минутку сна в камере, возможности не было, а Чичурин никогда не заканчивал допрос раньше положенного времени. Однажды он пожаловался мне на то, что из-за меня он не видится с семьей, а также на то, как утомительно было для него спать на кушетке в комнате для допросов.
Таким образом, несколько недель прошли почти без особых событий, за исключением появления у меня ссадин в результате падения со стула, и того факта, что мое сознание практически все время теперь было замутненным. Я вновь начал считать свои шаги. Помню, что я пересек Испанию. На стене я сделал себе календарь из царапин, но часто я пребывал настолько в бессознательном состоянии, что не помнил, делал ли я в этот день пометку или нет – поэтому иногда в один день я мог сделать несколько пометок, и наверняка были дни, когда я не сделал ни одной.
Острое чувство страха исчезло, но я продолжал осознавать, что бессонница и мизерные порции меня, в конце концов, доконают. Я понимал, что у меня отсутствуют ресурсы, благодаря которым я смог продержаться в этом адском месте в первый раз. Это был только вопрос времени.
Однажды ночью, когда меня привели на допрос, Чичурин достал фотографию Михаила Ковко.
- Вы знаете этого человека?
Я даже не моргнул.
- Он кажется мне знакомым, - сказал я. – Не знаю. Моя память меня подводит. Возможно, я встречал его где-то. Мне трудно сказать.
Чичурин повысил голос.
- Я уверен, что вы знакомы с ним очень хорошо, не так ли?
- Не могу сказать. Не знаю.
Чичурин убрал фотографию.
- Мы знаем все о вашем путешествии в Киев с Диной, послушайте. Вы должны это признать.
- Ах, это! – воскликнул я. – Ничего особенного, просто развлечение.
- Пожалуйста! – Чичурин не кричал, но голос его стал тверже. – Пожалуйста, не испытывайте мое терпение. Я очень терпеливый человек. Это была секретная поездка. Мы это знаем, мы также знаем, что вы подкупили кондуктора, чтобы получить место в поезде. Мы знаем, что вы провели две недели в Киеве и загородом, и что вас принимал Михаил Ковко, являвшийся главарем украинского повстанческого движения. Поэтому, не лучше ли вам сейчас рассказать нам о том, что вы были направлены туда с целью организовать американскую помощь этому движению? Мы знаем, что именно это и было вашей целью.
Я рассказал ему все, что мог, про свое путешествие – за исключением инцидента со стрельбой и охранниками дачи Хрущева. Рассказал о том, что Ковко был другом моего отца, теперь живущего в Штатах. Чичурин настаивал на том, что наша поездка загород была связана с необходимостью обсудить в секрете наши преступные замыслы, а я настаивал на том, что мы поехали туда просто ради летнего отдыха.
Чичурин становился все более раздраженным по мере того, как я продолжал рассказывать ему правду. Он верил в то, что я был направлен туда с миссией. Я видел это по его поведению. Он считал меня просто упрямцем, не желающим раскрывать карты. «Не думайте, что вы защищаете Ковко, - сказал он мне. – Мы его взяли, и уже осудили, поэтому не пытайтесь его выгораживать».
В конце концов, он сдался.
Свободное копирование
