Глава 15
Мужчина, лежавший на соседней койке, был из «цветных» - то есть политических заключенных, перенявших кое-что от урок. Мне он витиевато представился в качестве «Барона Ласло какого-то» (я не запомнил его фамилию); все, что я запомнил, это то, что он был неким «бароном». Благодаря своему особому чутью у него отлично получалось торговать, покупая дешево и продавая дорого любому, кто за это заплатит. Из-за своих повадок в тюрьме, хотя он и был политическим, уголовные авторитеты относились к нему как к одному из урок. Мне он показался скользким и увертливым типом, а его вычурную манерность я нашел немного подозрительной.
Барон рассказал мне, что сидел в тюрьме с конца войны. Во время же войны он продавал сведения всем, кто платил за это. Работал он на англичан, швейцарцев, немцев, дважды перепродавая информацию между ними, при любой возможности делая на этом деньги. В конце войны, имея при себе секреты от всех воюющих сторон, он начал продавать их советским агентам.
Когда Красная Армия входила в Будапешт, друзья Барона советовали ему бежать на Запад. «Почему я должен бежать? - парировал он. – Ведь скоро здесь будут мои работодатели!»
Русские вошли в город, и он наведался к советскому коменданту Будапешта. Комендант сказал ему, что советская армия высоко ценит полученные от него разведданные, и что в Москве его наградят за сотрудничество. Барона посадили в самолет, по прилету в Москву ему показали город, а после этого отправили прямиком в главное управление МГБ. Там некий генерал задал ему вопрос: «Мой дорогой Барон, то, что вы работали на британскую, немецкую и нашу разведку, мы знаем. А на кого еще вы работали?»
Ему дали десять лет. Он был ошеломлен. Ведь он думал, что находится среди друзей. Но он был достаточно умен, чтобы принять свое положение, когда он его понял. Барон во всем признался, и полтора года допросов он провел достаточно легко – в основном, насколько я мог судить, в бахвальстве о своих подвигах. Мне он доверился и рассказал, что, по слухам, его должны были отправить в печально известные колымские лагеря. Он спросил одного из своих друзей-урок, что с этим делать. По совету этого друга он очистил головку чеснока, выкупленного загодя у охранника, и засунул ее себе в задний проход: «Проверенный способ поднять температуру, мой друг! Я и тебе это советую. Никогда не подводит. Они меня сюда отправили с тридцатью девятью градусами сегодня днем!»
Врач, который пришел нас осматривать, также был заключенным, матерым типом. Он быстро закончил со мной, выписав таблетки от диареи и горячки, а также для стимуляции сердца, и обратился к Барону. Его он осмотрел очень тщательно. Потом отозвал прочь фельдшера, который нас сопровождал, и стал очень тихо говорить с Бароном. Кое-что из этого разговора я ухватил, хоть и притворился спящим.
«Барон, я тебя очень уважаю, - говорил ему врач. – Я буду держать тебя здесь до тех пор, пока не пройдет этап. Но помни, что будет еще один этап, и ты не сможешь их всех избежать. Кстати, ты мог бы мне все рассказать, мне было бы проще. Так бы и признался, что засунул кусок чеснока себе в задницу. Я бы все равно тебя здесь держал».
Потом он усмехнулся, похлопал Барона по руке и пошел дальше по своим делам. Из этого случая я сделал для себя вывод, что заключенный-врач может сотрудничать с некоторыми типами заключенных - до тех пор, пока у него есть, что предъявить начальству в качестве медицинского свидетельства, оправдывающего госпитализацию. Я решил запомнить это, ведь позже эти сведения могли мне пригодиться.
Параша, или тюремный телеграф, подтвердила побег пахана и Сашки, а также гибель Тигра. Также нам сообщили, что где-то в системе произошел сбой, и трех честняг (отказавшихся сотрудничать с администрацией) посадили в камеру, где были суки, и те просто повесили их. Парашей именовалась также бочка для мочи, служившая своеобразным центром обмена информацией в бараке.
Венгерского барона выписали из госпиталя – предполагаю, что со свободным от чеснока задним проходом – как только этап, которого он хотел избежать, закончился, и я больше никогда его не видел.
Свободное копирование
