Американец в ГУЛАГе - 74

Я знаю, что подошел очень близко к тому, чтобы заблокировать пружинный замок. Не знаю, насколько близко. Я знаю только то, что однажды в конце апреля или начале мая Конец должен был вот-вот настать. И я воспринимал это почти равнодушно. Я говорил себе: «Алекс, ты сделал все, что мог. А теперь пришло время отдохнуть. Навсегда».

Теперь почти все свое время я находился словно в тумане, в полубреду, и в этом красноватом тумане моих глаз однажды утром дверь в камеру отворилась, и я помню, что в нее вошла женщина в белом халате. Я ее никогда раньше не видел, но сразу почувствовал странное, мечтательное влечение к ней. Кто-то произнес, чтобы я вставал и брал свои вещи. Думаю, что я попытался это сделать, но было ясно, что я не смогу сам себя поднять. Мои губы были слишком сухими, чтобы говорить, когда я попробовал что-то сказать, а моя голова пульсировала в горячке – так, что я не был способен чего-либо выговорить.

Потом я вижу себя в фургоне, на скамейке. Рядом со мной узел, который я смутно припоминаю. Фургон трогается с места, я смотрю вверх, и мне видно то, что находится снаружи – машина едет, а мимо проносятся деревья с молодыми листьями. От толчка меня почти сбрасывает с койки, и охранник в форме удерживает меня на месте. Не бережно, не грубо – просто как предмет: чтобы не дать заключенному свалиться на пол.

Но заключенный безмятежно и бесчувственно все же сползает на пол. Потом слышатся звуки гудков автомобилей, звонки трамвая, и я заставляю себя проснуться, подтянуться и ухватить взглядом немного улиц Москвы и людей на них. Вот я узнаю Каляевскую улицу. Очень странное ощущение, узнавать улицы.

Кто-то говорит мне, где мы. Бутырская тюрьма. Это старая тюрьма с долгой историей. Орлов рассказывал мне про Бутырку. «Ленивое место», - говорил он. Я чувствую, как напряжение внутри меня спадает. Больше из того, как меня привезли туда, я ничего не помню. Помню только, что несколько дней спустя пришел в себя после бесконечного сна в хорошей уютной кровати, окруженной другими кроватями, среди людей, говорящих тихими голосами, и других людей, в белых халатах, ходящих мимо. К моей руке приторочены какие-то трубки, а внутри меня – чудесное и незнакомое ощущение, говорящее, что я не голоден, и что сознание снова возвращается ко мне во всей своей ясности.