Издревле наш Северо-Запад славился многими дарами леса. А Молого-Шекснинская пойма была почти что центральной его частью. На ее территории родилось помногу грибов и ягод. Без их запасов, наверное, не жила ни одна семья междуречья.
Ягод было неисчислимо! Малина и земляника, калина и смородина, клюква и морошка, ежевика и черемуха, черника и гонобобель, брусника и костяника местами густо покрывали пойменную землю. Природные условия словно специально были созданы для того, чтобы всюду росли ягоды. Этому способствовало обилие лесов, достаточное количество влаги и большое число солнечных дней в году. Почти каждое лето было теплым и солнечным. Леса, луга, водоемы, грунтовые воды, воздух — все вокруг было естественным, первозданным, не измененным хозяйственной деятельностью человека.
Черная и красная смородина любит, чтобы рядом росли ольха, ива, черемуха и дуб. Ольшаник вперемежку с ивой и черемухой создавал на территории поймы непроходимые чащобы. Летом это напоминало своеобразные северные джунгли. В такие чащобы из-за буйной листвы местами даже не мог проникнуть солнечный свет. Но черной смородины росло там в изобилии. Пойдешь, бывало, в последний месяц лета в ближний лес, нырнешь с открытого поля в кромку ольшаника, черемухи и ивняка, раздвинешь кусты — да так и замрешь, очарованный. На раскидистом смородинном кусте широкой лапчатой листвы подчас оказывалось меньше, чем черно-смолянистых ягод. Шагнешь чуть в сторону, оглядишься по сторонам — совсем рядом, окруженный крапивой, красуется еще один смородинный собрат еще раскидистее и плодовитее первого.
С тех пор как люди поселились в пойме и до последних дней ее существования нередко бывало, что к веткам смородинных кустов, которые росли в ольшаниках большими колониями, рука человека не прикасалась по многу лет подряд. В таких местах ягоды склевывались птицами, но большая их часть, созрев, падала на землю и сгнивала. Ягоды черной смородины сидели на ветках не в одиночку, а гнездились целыми гирляндами, свисали к земле, словно крымский виноград. Бывало, обери ягоды только с одного куста — и добрая банка варенья будет стоять в голбце для чайной прихоти в зимнее время. Только вот варенье в прежние времена жители поймы почти не варили. Тогда не было столько сахара, как теперь. Чай пили не внакладку, а вприкуску, да еще и с оглядкой. С маленьким кусочком сахара выпивали его по целому самовару. Да и так-то бывало не в каждой крестьянской семье. Кто собирал в лесу черную смородину, тот ее сушил, а зимой пек с ней пшеничные пироги или заваривал ягоды кипятком и пил вместо чая, это считалось пользительным, как лекарство.
Красная смородина росла в пойме обособленно от черной. Она чаще встречалась в ивняке, на склонах оврагов, в низинах покосных лугов, по берегам озер, малых речушек и ручьев. Этот вид смородины тоже был плодовит. Ягоды были бордового цвета, кисловато-сладкие. Деревенская детвора любила красную смородину. В середине августа ягоды всегда заманивали ребят своей прелестью в кустарники. Дети лакомились теми ягодами не хуже, чем пряниками, наедаясь до отвала. Выберутся из смородинных кустов на поляны и лужайки перемазанные ягодой словно красной краской — лицо красно, руки красны…
Красную смородину никто из местных жителей не заготовлял. Ценная ягода из года в год вырастала, созревала и опадала на землю.
На лесных полянах тут и там были разбросаны приземистые стебельки земляники и костяники, на них ярко-красными пятнышками рдели сочные плоды. Эти ягоды служили лакомством лишь для одних тетеревиных да куропаточных выводков.
Высокие, стройные рябины осенью маячили гирляндами оранжевых ягод по кромкам лесов. В январские морозы и февральские метели горьковатой ягодой охотно кормились тетерева-шипуны. Им ее хватало вдоволь.
В плодовитости рябине не уступала и калина. По окрайкам покосных лугов и хлебных полей раскидистые кусты калины стояли словно девы, разряженные в бордово-красные наряды. Ягоды калины свежими не ели — они горькие. Набрав ягод не меньше меры, пойменские бабы засыпали их в глиняные пивные корчаги и ставили в жарко натопленную печь парить и томить. Ягоды хранили в тех же корчагах, в которых и парили, под полом — в голбецах. Брали их, когда надо к трапезе. Знаменитым третьим или четвертым блюдом, подаваемым хозяйкой к столу в завершение завтрака, обеда или ужина, было налитое в блюдо топленное в печи молоко с добавкой объемистого черпака пареной калины. Дети зимой то и дело просили у матерей или бабушек положить им пареной калиночки и разбавить ее коровьим молоком.
В кустарниках ивняка у покосных лугов, по отлогим берегам рек и ручьев, возле овражистых мест росло много ежевики. То была черная с синевато-оливковым оттенком ягода с приятным вкусом. По форме и размеру ежевика напоминала теперешнюю садовую малину. Ее было много по обоим берегам Мологи и Шексны. А на Борисоглебском острове природа словно специально отвела место для ежевики. Среди стволов ивового краснотала и черемухи стебли ежевики, как пружинистые кольца из проволоки, обвивали кустарник у самой земли жгутами длинных зеленых стеблей, выползали с травянистых лужаек прямо к реке на прибрежный песок. На вьющихся ежевичных стеблях в центре каждого лепестка-звездочки виднелась полувершковая ягода. Ежевику никто из жителей поймы не заготавливал, вся она из года в год пропадала.
В середине мая, когда листья на деревьях были еще не больше пятачка, зацветала черемуха. Посмотришь, бывало, на ближний желто-зеленый лес и в кромках зубчатых лесных полос увидишь во всех местах стройную, как украинский кипарис, черемуху в белом наряде. Цвела черемуха густо. Нежные лепестки сплошь закрывали листву, издали кроны казались окутанными белым покрывалом. Проходило больше десяти недель, прежде чем созревали смолистые ягоды.
Многие старожилы поймы заготавливали ягоду на зиму — сушили ее. Отвар из ягод черемухи использовали ка лечебное снадобье при желудочных заболеваниях. И, говорят, это помогало.
Известная в те времена русская песня “В саду ягодка малинка призакрытая росла…” словами не подходила к нашей малине. В междуречье малина росла не в садах и не прикрытая, а в лесах — открытая. Малинник заполнял многие лесные вырубки, кустился в канавах, ползуче разрастался в кустарниках между луговых и хлебных полей. Пойменная ягодка малинка была крупная, сочная, душистая. Малины заготовляли много. Ее сушили, клали в кипяток вместо чая и пили, изгоняя простуду.
Повсеместно в пойме не росли лишь черника, гонобобель, клюква и морошка. Эти ягоды — спутники хвойных лесов. Такие леса преобладали на северо-западе поймы — к Весьегонску и Яне. Янские и весьегонские жители любили в старину печь пироги с черничной и гонобоблевой начинкой. Если говорить о клюкве, то она много столетий славила Весьегонск и Яну далеко за пределами Молого-Шекснинской поймы.
В старину тамошние мужики плели под клюкву специальные лубяные корзины из тонкой деревянной щепы-дранки. В эти корзины клюквы убиралось по полтора-два пуда. До революции корзины и мешки с весьегонской и янской клюквой по дешевой цене скупали через своих посредников у жителей тех мест пронырливые новгородские и псковские, рыбинские и мологские, устюжинские и весьегонские купцы. Цены на клюкву устанавливали не те, кто ее собирал, а те, кто ею торговал. За двухпудовую корзину клюквы тот, кто ее собирал, мог получить монету на два калача и одну жесткую конфету-ледяшку, обернутую в морщистую бумагу. И это для сборщиков клюквы считалось тогда доходом.
Часть весьегонских земель не ушла под воду рукотворного моря, лес на этих землях продолжает существовать вместе со своей спутницей клюквой. Весьегонские жители и ныне охотно собирают клюкву и сдают государству. Так что былая слава весьегонской клюквы пока не померкла. А вот янской клюквы не стало. Весь янский лес, который тысячелетиями стоял почти в центре Молого-Шекснинской поймы, в 1936 — 1940 годах был вырублен, а весной сорок первого оставшиеся после того леса пни скрылись под волнами Рыбинского водохранилища.
Свободное копирование
