Пражские годы - 17

Начиная второй год учения в Карловом университете, я должен был прочнее встать на собственные финансовые ноги. При всем расположении ко мне эстонских меценатов я уже не мог рассчитывать на их повторные благотворительные акции. Словом, мое будущее в этом отношении было темно и не ясно…

Я перестал жить с Теннукестом и переехал в Оздравовну, где для меня нашлась комната, здесь же жил и Костя Гаврилов, Володя Римский-Корсаков, и даже Костя Теннукест переехал туда. Этот переезд в Оздравовну для меня был только началом дальнейшего движения в Прагу.

Для того чтобы осуществить въезд в центральную Прагу, я повидался с русским специалистом по паспортным делам — доктором юридических наук Иваном Степановичем Яковеней, очень любезным человеком, который знал всевозможные юридические комбинации, приносившие его клиентам удовлетворение, а ему гонорар. Он устраивал прописки, обмен паспортов или визы в государства, не желавшие даже и слышать о въезде эмигрантов, хотя бы на самое короткое время. Побеседовав со мной, он сказал: “Да, это можно сделать, но обойдется недешево — нужно заплатить в нескольких инстанциях, то есть 150 чешских крон”. Это составляло приблизительно половину того, что я получил в подарок от инженера Раудсепа, — видно, судьба не случайно даровала мне эти деньги. Я решил, что игра стоит свеч; дальше невыносимо было жить за тридевять земель, выматываясь каждый день до последнего. Теперь, когда я приезжал в Оздравовну, ужина, который нам давала Федосья Ивановна, не было и нас больше не ждала теплая комната. Оздравовна была холодная, и приходилось все делать самому. Но, возвращаясь поздно вечером, вы уже ничем не будете заниматься, не станете даже печку топить, просто ляжете спать, накрывшись всем, что есть в комнате теплого. Словом, я уже чувствовал, что мне необходимо поскорее перебраться в Прагу, сократив эти ужасные поездки.

Евгений Александрович Ляцкий исполнил свое обещание относительно дополнительных заработков для меня, и дважды в неделю я стал вечерами преподавать на курсах русского языка при Свободном университете. Это был очень скромный гонорар, дававший еженедельно маленькую прибавку, но он оказался бы совершенно бессмысленным, если каждый раз мне приходилось бы тащиться домой десятки километров. Хотелось жить в центре города, где имелась масса других возможностей: вы могли поужинать, например, в столовой ИМКА, где были сравнительно недорогие обеды, могли пойти в еврейскую студенческую столовую, в которой имелась очень дешевая и хорошая еда, или в чешские студенческие дома, где все стоило дороже, но выглядело очень аппетитно. При моем нансеновском паспорте, выданном в Таллинне, каждый раз требовалась виза на въезд в Чехословакию, если же обменять его на чешский паспорт, тогда въезд сюда был бы автоматическим, а в Эстонию меня и так пустили бы — там жили мои родители.

Яковеня все разыграл мастерски: он взял мой паспорт, а через некоторое время вызвал меня, вернул паспорт и сказал, что все улажено, завтра я должен отправиться в деревню Мокропсы и там пойти к местному представителю регистрации иностранцев, он уже в курсе дела, возьмет у меня паспорт, а даст другой, с пропиской, будто я живу в Мокропсах. Этот паспорт мне необходимо сразу же привезти ему, Яковене, что я и проделал. Оказалось, что в паспорте все уже было вписано так, якобы целых два года я жил на Венкове, паспорт же только теперь обменен на новый и там значился другой номер, так что нельзя найти ни входящих, ни исходящих. Яковеня спросил только: “Где вы теперь живете?”, и меня прописали в Праге-12, Бубенеч. Я нанял комнату, правда, безумно холодную, но другой в тот момент не было; утром у меня в кувшине замерзала вода. Однако “судьба Андреева хранила”, я был молод, здоров и не простудился, несмотря на столь ужасные условия.