Ш к о л а г л у х и х
На первой же лекции, которую я читал психологам вместо Бориса Владимировича, я заметил в аудитории за первым же столом что-то неладное, необычное.
Там, вместе, как бы держась за руки, сидели трое. По краям двое студентов, а в середине не старая еще женщина, их гид что ли, поводырь, руководитель. Студенты, те, что по краям, держали свои руки, которые рядом с тетей-гидом, лебедочками. Сама рука локтем на столе, а ладонь пригоршней вниз, повернута к поводырю. А тетя между ними, это я неверно, вовсе не старая еще женщина, свои руки тоже держит в упоре на стол, а ладони, пальцы, внутри этих пригоршней. И пальцами этими женщина очень быстро делает какие-то жесты, как бы по азбуке Морзе им что-то в ладошки синхронно передает.
На семинарах ни в одной из групп я этой тройки не видел.
«Слепые», - подумал я.
И не озадачился вопросом, зачем слепым-то переводчик, они ведь хорошо слышат.
Не виню себя. Я был сильно напряжен, выкладывался, не было у меня лишней, свободной извилины в голове, чтобы об этом подумать.
Но как только лекция закончилась и извилины встряхнулись (чуть не написал «выпрямились». Видимо и впрямь выпрямляются потихоньку), я тут же задал им (извилинам своим) вопрос. И ужаснулся ответу. Подошел к ребятам, тем, кого я по семинарам знал.
- О-о! Это у нас ребята слепо-глухие учатся. Двое.
- Слепоглухонемые? – уточнил я.
- Нет, слепоглухие. Им и этого достаточно.
Они разговаривают.
И тут я вспомнил, что пару месяцев назад в ИФАНе, где мои старшие коллеги-логики делили одну комнату с диаматчиками, самый известный на ту пору советский философ, может быть кроме академиков, а скорее, если и их считать, Эвальд Васильевич ИЛЬЕНКОВ, как всегда перевозбужденно рассказывал о том, как познакомился и работает с группой слепоглухих ребят.
На фотографиях, на старых портретах я видел людей, которые внешне похожи на философов. Не на тех величавых древних греков, вроде увековеченных в мраморе Сократа, Платона, Аристотеля, а на несколько карикатурных философов.
Фольклорный философ, философ из анекдотов, обязан быть человеком несколько не от мира сего. С воспаленными глазами, с нечесаной головой. Волос должно быть много и обязательно во все стороны.
Лысые тянут на мудрецов, но совершенно не подходят как философы.
Вот Альберт Эйнштейн – по виду философ, особенно когда он язык всему миру показывает.
Бетховен – философ, да еще несколько имен могу назвать.
И вот Ильенков.
Если без портретов, без фотографий, то я в жизни не видел более философа по виду, чем Эвальд Васильевич.
Был он среднего роста, худой, сутуловатый, пушатся вокруг головы и по плечам серо-седые волосы с перхотью, огромные глаза все в красных прожилках, пройти и не обратить внимание трудно.
Много, нервно курил, предварительно всего себя ломаными движениями обыскав в поисках коробка спичек.
Говорил возбужденно, как бы ставил восклицательный знак после каждой фразы. У А. А. Зиновьева каждая фраза завершалась троеточием, а у Эвальда Васильевича – вот, восклицательным знаком. И это многим нравилось, завораживало. Я же этого не люблю, не доверяю. Часто к разным случаям прикладываю замечательную ремарку Черчилля на полях собственных записей:
- Аргументация слабая, надо усилить голос.
То, что истинно и правильно, можно сказать и шепотом, а если человек орет, особенно постоянно орет, скорей всего сомнительно, ложно. Бред собачий.
Я и читать Ильенкова много раз брался. Не идет. Тут два варианта: либо велика разница интеллектов и мне просто не дано постичь высоту или глубину его мыслей-замыслов. Непонятно тогда, как же мне тогда удавалось читать и понимать Платона, Аристотеля? Неужели... Трудно поверить.
Тогда другой вариант: если раскрутить все это нагромождение умных и заумных слов, мало что остается. Ничего!
Не стоило и мучиться.
Не то, чтобы на авторитеты ссылаюсь, но мне такое и Зиновьев говорил, и Войшвилло.
Зато есть люди (я уже писал о своем соученике Гере), которые ничего не раскручивая, все это как особый непереводимый язык любят и им кажется, понимают.
Однако, как бы ни выглядело то, что я написал, персонально, лично к Эвальду Васильевичу я относился хоть и без всякого пиетета, но с уважением. Он говорил:
- Они же ничего не видят. Они ничего не слышат. Мозг – вот единственная данная им реальность. В ощущениях данная?
Вот начало реальной философии.
Они лишены возможности проверить. Печатая им лекцию я ошибся, перепутал клавиши и вместо «мозг» напечатал «могз». Они пишут мне свои соображения, задают вопросы, советуются и везде пишут «могз», «могз», «могз».
Моя ошибка создала им реальность...
Я задал ему несколько вопросов, мы познакомились.
Так вон оно что!