ЧАСТЬ ПЯТАЯ
(1857 -- 1860 гг.)
I. 1857 год. Выезд за границу. Бреславль, Дрезден, Швейцария и выезд в Париж.
По шоссе быстро, без остановки, мы вместе с моим другом А. Е. Бейдеманом и его женой приехали в Варшаву. Отдохнув дня два или три, мы отправились далее; переехали границу благополучно и остановились в Бреславле. Тут я уже совершенно успокоился.
Поместившись недорого и спокойно, мы пользовались дешевыми экипажами, концертами; тут с помощью доброй Е. Ф. Бейдеман я сшил Ольге белье и платье. Прожили мы в Бреславле столько времени, сколько было для этого необходимо и, распростившись с Бейдеманами, отправились в Дрезден.
В Дрездене из гостиницы мы переехали в загородную квартиру, наняв помещение в среднем этаже у немки. Нас окружал чистенький дворик с цветущими кустами и цветниками. Дочь хозяйки отправлялась по утрам за съестными припасами, которые сдавала своей матери, а затем уходила давать уроки и возвращалась к обеду. Около нас, через дорогу, был общественный сад, куда публика собиралась к вечеру слушать музыку и наслаждаться чистым воздухом. Все для нас тут было ново: и хорошенькая дочь хозяйки, закупающая провизию и дающая уроки, и мирное наслаждение музыкой скромного общества; но особенно поразила меня простота отношений публики к королю и короля к публике; его вежливое обращение со всеми и отсутствие полицейского надзора, что было для нас, русских, особенно заметно.
Не стану описывать художественных красот, которые пленяли меня. Скажу лишь одно, что, не будучи поклонником Рафаэля, к работам которого с некоторого времени потерял доверие, я подошел к его Мадонне с предубеждением; но когда сел на диван перед этим произведением, то был поражен вдохновенной религиозностью, поэзией, гармонией и силой, которые охватили мою душу. Лучше этого у Рафаэля я ничего не видел. Я приходил в галерею ежедневно и сидел перед картиной, проникнутый и поглощенный силою того духа, которым был вдохновлен ее творец. Прошло сорок четыре года с того времени, и я еще живо вижу перед собою Мадонну Рафаэля, и никогда не забуду того высокохудожественного и поэтически-нравственного чувства, до которого она подняла дух мой. Никакие копии, эстампы и фотографии не передают этого. Так бывает всегда в произведениях, писанных рукою великого художника, через которую переливается необъяснимо его чувство и настроение духа.
Обстоятельства не дозволили мне засиживаться в Дрездене и погрузиться в наслаждения художественные. Чувства долга и забота об устройстве дальнейшей жизни нашей, выставило меня скорее выехать из Дрездена и стремиться к прочному водворению на более или менее долгое время в Швейцарии.
Выезжая из Дрездена в почтовом дилижансе, я поместился с Ольгой снаружи, где было устроено место вроде коляски с верхом, на случай непогоды. Дорога была очень интересна. Дилижанс ехал скоро, спускаясь и подымаясь по горам; иногда на поворотах, при скорой езде, казалось, мы висели над обрывами и пропастями. Ночью по случаю темноты и грозы пришлось остановиться. Весело, хотя и с замиранием сердца, мы спешили далее, восхищаясь видами и радуясь, что так далеко удалились от границ отечества.
Приехав в Берн, мы остановились для отдыха. Никогда до прибытия в Швейцарию мы не видели снежных гор, и когда увидели их, сидя на верху дилижанса, то с трудом поверили кучеру, что это были снежные горы, принимая их за облака.
Рано утром нас разбудил чей-то крик под окнами басом по-петушиному; но оказалось, что это действительно пел громадный петух, каких мы никогда не видели.