В крепостной деревне - 49

 Вскоре я простился с моими друзьями и дал обещание Алексею Толстому приехать к нему в Красный Рог, где ожидала его мать, любимая мною тетушка, Анна Алексеевна.

 На перекладной я приехал в первый раз в с. Красный Рог Черниговской губернии. Поместье это прежде принадлежало последнему малороссийскому гетману К. Г. Разумовскому. Меня очень интересовала усадьба, и с большим вниманием подробно осматривал все. Дом был в отдалении от крестьянских построек и въезд в усадьбу -- через посаженные липовые аллеи гетманских времен. Между рядами посадок можно было свободно ехать в большом экипаже шестериком с форейтором и поворачивать куда угодно. Я подкатил в своей телеге к панскому, когда-то гетманскому, дому, окруженному липовыми аллеями; к нему прилегал сад. Это был охотничий дом К. Г. Разумовского и сюда съезжалось немало гостей; экипажи их и собаки располагались в липовых аллеях близ дома, устроенных в виде зал, где всегда был чистый воздух и тень.

 Посредине дома была столовая с куполом, которая освещалась сверху; а над нею был устроен бельведер, откуда открывался прекрасный и просторный во все стороны вид. Дом был выстроен из дерева по плану известного архитектора графа де-Растрелли, как он подписывался. В доме жила Анна Алексеевна с сыном А. Толстым, а я поместился в одном из флигелей, тоже деревянном, в котором находились: обширная библиотека, комната, занятая мною, и баня, которую любила Анна Алексеевна. Все было устроено просто и удобно.

 Анна Алексеевна очень любила нашу покойную мать (сестру свою), и любовь ее перешла на нас. Много трогательных случаев я помню, которые ярко характеризовали ее беспредельно доброе сердце и расположение к нам.

 Она была очень рада видеть меня и всею душою интересовалась узнать мое впечатление и мнение о Софье Андреевне Миллер, с которой сошелся ее сын и к которой серьезно и сильно привязался. Ее душа не только не сочувствовала этой связи, но была глубоко возмущена и относилась с полным недоверием к искренности С. А. Не раз у меня с нею, тайно от сына, были беседы об этом, и она, бедная, говорила, а слезы так и капали из глаз ее. Меня она обвиняла более всех, как человека самого близкого и наиболее любимого ее сыном и раньше моих братьев познакомившегося с С. А. Я стоял всею душою за С. А. и старался разубедить ее, но напрасно. Чутко материнское сердце...

 Что ж Алеша?.. Он любил обеих, горевал, и душа его разрывалась на части. Никогда не забуду, как я сидел с ним на траве, в березняке, им насаженном: он говорил, страдая и со слезами, о своем несчастии. Сколько в глазах его и словах выражалось любви к С. А., которую он называл милой, талантливой, доброй, образованной, несчастной и с прекрасной душой. Его глубоко огорчало, что мать грустит, ревнует и предубеждена против С. А., несправедливо обвиняя ее в лживости и расчете. Такое обвинение, конечно, должно было перевернуть все существо доброго, честного и рыцарски благородного А. Толстого. Пребывание мое в Красном Роге имело влияние на дальнейшую мою судьбу, именно потому, что тетушка Анна Алексеевна предложила мне 1000 рублей на поездку за границу. Толстой вполне этому сочувствовал. Время было уже не летнее. Задумав поездку за границу и радуясь возможности осуществить ее, я простился с дорогой всем нам Анной Алексеевной и с ее сыном и выехал из Красного Рога.

 Я не знал тогда, что будет далее, и что время жизни Анны Алексеевны сочтено судьбою и что смерть ее стоит наготове...