В крепостной деревне - 47

Наступила весна, и меня, как журавлей, потянуло в степь, на приволье. Я скоро снарядился, отказавшись от плана ехать с Толстым, братом, Софией Андреевной и Бобринским в Крым, и нашел себе попутчика, генерала Копьева. Ехали мы опять-таки на долгих (вольных ямщиках). Путь был приятный, спутник спокойный .

 Копьеву предстояла дальняя дорога в Петербург через Кременчуг, и отсюда уже на почтовых. Я тоже взял почтовых, но свернул на Лубны и Пирятин -- в Линовицу; так как у меня не было подорожной, то выручали двойные и тройные прогоны. Досадно было и обидно видеть, как воины, едущие на излечение своих ран или взявшие отпуска к родным, живут на станциях не только часы, но дни и недели, не имея возможности получить лошадей. Отпуски у некоторых кончились, прогоны прожиты и двинуться далее не было возможности. На одной станции я видел массу засидевшихся офицеров, которые телеграфировали губернатору, что прогоны проели и не могут продолжать путь; но и с помощью губернатора они все-таки не скоро выбрались отсюда.

 Содержатели станций, как и содержатели откупов, были всесильные евреи, и всякие доводы проезжающих и жалобы, которыми они переполнили жалобные книги, были бессильны. Была одна сила -- деньги, и я, уплачивая, что с меня требовали, ехал безостановочно. На одной станции, где застряла масса военных, я видел офицера, выведенного из терпения, который с пистолетом в руке искал везде содержателя станции. Нахальство евреев было невообразимое. Подъезжаю я к последней станции перед Лубнами и нахожу там майора в ужасном положении. Он сидел тут уже двое суток и видел, как содержатель отпускает других, а ему лошадей не давал. Жалобная книга была исписана вся. Майор сердился, грозно требовал лошадей, припугнув жида расправой.

 -- Да я тебя самого, сукин сын, здесь выдеру, ежели ты будешь буянить,-- сказал ему хозяин в ответ.

 Действительно, так могло быть при общей безурядице, произволе, отсутствии власти, взяточничестве и нахальстве; ямщики были тоже евреи, а кругом пустырь. Бедный майор обрадовался моему приезду, но я, получив лошадей за тройные прогоны, едва мог посадить к себе майора; еврей требовал с него прогоны, без чего не выпускал, и я тогда только мог увезти воина, когда тот уплатил нахалу требуемое. Как из-под розог, вырвался майор со станции с облегченной душой.

 Встреча с моими друзьями, хозяевами Линовицы, была радостная. Начались беседы, прогулки, работы, пенье и... тайные свидания с Ольгой, которая так нетерпеливо меня ожидала.