Autoren

1574
 

Aufzeichnungen

220684
Registrierung Passwort vergessen?
Memuarist » Members » Boris_Bjorkelund » Путешествие в страну всевозможных невозможностей - 62

Путешествие в страну всевозможных невозможностей - 62

03.11.1946
18-й лагпункт (Груздевка), Кировская, Россия

В тюрьме и в лагере вор — хозяин; он располагает и распоряжается всем имуществом «фраеров» и «мужиков». Воры обыкновенно очень азартные игроки в карты и кости. Карты у них самодельные, и играют они в штос. Игра идёт на «интерес», на деньги или предметы одежды, причём казенное обмундирование не котируется. Если у самих воров «тряпок» нет, то они играют на вещи «фраеров» и «мужиков», причём вы и не знаете, что в банке воров, играющих в стороне, находятся ваши брюки или ботинки. Вор, проигравший ваши вещи, должен их от вас отнять и передать выигравшему. Если ему это не удастся, то его дело поступает на суд старшего вора, надевающего для этого случая правилку и «качающего права».

На первый раз приговор бывает довольно снисходительный, ему могут заменить проигранную вещь другой, которую он обязан «достать», но в дальнейшем приговор может быть очень жестоким, так, например: провинившегося ведут к запретной зоне, он должен прыгнуть в неё и пройтись по ней. Учитывая, что запретная зона находится под неусыпным контролем и что каждый обнаруженный на ней заключённый обстреливается без предупреждения конвоем с вышек, наказание это опасно для жизни и часто кончается смертью провинившегося.

В случае неисполнения этого приговора провинившегося просто убивают. Такие убийства обыкновенно остаются нераскрытыми; человека находили утром с перерезанным горлом, и свидетелей не находилось.

 Разными мерами принуждения, а также поблажками лагерному начальству удалось расколоть воров и заставить некоторых из них работать. Таких воров «законники» окрестили «суками» и начали их убивать за «нарушение воровских законов и традиций»[1]. Начальству пришлось разделять воюющие группы и следить за тем, чтобы «суки» и воры не очутились на одном лагпункте, ибо такая комбинация влекла за собой кровавую поножовщину.

Когда какой-нибудь этап подводили к лагпункту, то принимающее лицо спрашивало: «Враждующие есть? Воры, отходи направо, суки — налево!» По выполнении распоряжения начальство говорило: «Здесь сучий лагерь, конвой веди законников обратно» — или наоборот.

Позже воровская организация разбилась на кланы — «польские воры»[2], «синие ноготки»[3] и др. Они то воевали с основной группой законников, то вступали с ними в соглашения, но все эти группы в равной мере уничтожали «сук», и наоборот.

Для борьбы с этой поножовщиной была введена смертная казнь за лагерное убийство, но это воров не останавливало, и кровавая расправа продолжалась. Убийство Мамаева было как раз произведено по приговору воровского суда, и поэтому мне было интересно видеть, как суд будет на это реагировать.

В столовом зале были установлены ряды скамеек, и почти весь наличный контингент лагеря с начальством и их женами в первом ряду заняли там места. Суд разместился на сцене. Судьёй была женщина интеллигентного вида, рядом с ней в качестве представителей народа сидели с двух сторон наши надзиратели. Прокурор был в судейской форме, а полагающийся казённый защитник напоминал персонаж из чеховских рассказов. Обвиняемый сидел на табуретке, так сказать, в партере, и отнюдь не пытался что-либо отрицать или оспаривать.

На вопрос судьи, чем он мотивирует свой поступок, подсудимый сказал, что совершил его по приговору воровского суда, присудившего Мамаева как «ссучившегося» вора к смерти, от которой он бегал 2 года, но теперь «правосудие» осуществилось. Слово было предоставлено прокурору, не отличавшемуся красноречием. Он счёл почему-то нужным процитировать передовицу из газеты «Правда», призывавшую к социалистическому восстановлению разрушенной войной родины. Поступок обвиняемого он связал с этой передовицей тем, что таковой поступок никак нельзя связать с содержанием этой статьи.

Выступивший после него защитник в очень короткой речи признал, что такое убийство не соответствует политике и установке коммунистической партии и советского правительства, и поэтому трудно оправдываемо, но он как защитник просит суд учесть недостаточное развитие подсудимого, на которого с юных лет оказывала отрицательное влияние среда, в которой он рос и развивался; эта среда дала ему неверную оценку социалистической действительности; он просил суд отнестись, учтя всё это, к подсудимому снисходительно.

 Суд на совещание не удалился, а удалил из зала всех присутствовавших, предложив нам пойти покурить на свежем воздухе. Примерно через 5 минут мы были приглашены обратно, судья зачла приговор, согласно которому подсудимый был приговорён к смертной казни через расстрел. Его увезли в тот же вечер в Киров, где производились такого рода экзекуции.

Второе дело началось с допроса заключённого, произведшего взлом и кражу в ларьке. На вопрос судьи, признаётся ли он в совершённом преступлении, и если да, то что побудило совершить его, обвиняемый неожиданно заявил, что во взломе он признаётся, но кражи никакой не совершал. Судья спросила, как же он объясняет наличие у него пропавших из ларька продуктов, которые он ел, сидя на обочине канавы в 40 шагах от ограбленного ларька, где был захвачен. На это обвиняемый сказал, что взлом его попросила сделать заведующая ларьком, когда он был послан из лагеря для починки в ларьке двери; она желала спасти себя от обвинения в растрате, которую она совершила, продукты же, найденные у него, были не украдены, а даны ему заведующей в виде вознаграждения за учинённый взлом.

Заведующая ларьком не отрицала растраты, ссылаясь на неумелое ведение дела, но категорически отрицала сговор со взломщиком. Должен сказать, что женщина-судья повела в дальнейшем дело очень политично и умело и рядом вопросов привела подсудимого к явным противоречиям в его показаниях, из которых вытекало, что дверь он чинил, когда дело о растрате было уже официально зафиксировано и взлом не мог избавить заведующую от ответственности. Кроме того, судье удалось выяснить, что, когда, по словам подсудимого, заведующая договаривалась с ним о взломе, ларёк был уже сдан другому лицу, и она никак не могла наградить подсудимого товаром из ларька.

Второй процесс затянулся, настало время ужинать, что и было сообщено судье влезшим на сцену начальником лагпункта. Судья быстро закончила судоговорение и предоставила слово прокурору, который быстро и коротко заявил, что он считает доказанным и взлом, и кражу, и сговор, и растрату, и требует наказания виновных по статьям таким-то с назначением им 5 лет исправительно-трудовых лагерей.

Защитник, собирая свои бумаги в портфель, в столь же коротких словах сказал, что считает доказанным кражу со взломом и растрату, но совершенно недоказанным сговор и побуждение ко взлому со стороны заведующей ларьком и просил отнестись к подсудимым снисходительно, учитывая, что подсудимого толкнул на преступление голод, а подсудимую — неопытность и легкомыслие.

На этот раз суд сам удалился на совещание за кулисы сцены, на которой сидел, и, вернувшись через 5 минут, вынес приговор, по которому взломщик получил 3 года исправительных лагерей, а заведующая — 6 месяцев тюрьмы, условно, с обязательством выплатить растраченные деньги.



[1] 129 Описывается       т. н. «Сучья война» — долговременное волнение в советских лагерях в 1940х — 1950х гг. К концу 1930х гг. в криминальном мире СССР окончательно сформировалось понятие «воровского закона», т. е. свода неписаных правил, норм поведения, механизмов решения конфликтов, ритуалов, действующих в этом сообществе и обязательных для воров. «Воровской закон» с его «правильными понятиями» не распространялся на всю массу заключённых, оставаясь сугубо корпоративным способом организации жизни. «Воры» («правильные воры», «воры в законе», «законники») представляли элиту преступного мира. Они вели демонстративно асоциальный образ жизни — не работали, не заводили семей, не служили в армии, имели яркие внешние атрибуты, должны были отсидеть не один срок в тюрьме и т. п. Ворам строжайше запрещалось иметь какие-либо контакты с любыми представителями правоохранительных органов и советских властей. К началу 1940х гг. «воры» были очень влиятельной силой и контролировали все остальные группы заключённых, порой представляя большую угрозу для власти лагерного начальства. Положение резко изменилось в середине 1940х гг., когда властям удалось поделить «воров» на несколько враждующих группировок. Одной из причин возникновения этой вражды стало участие части воров во Второй мировой войне в рядах Красной армии 1941–1945 гг. По окончании войны многие из них, бывшие на фронте, вновь оказались в местах заключения, но для «законников», в войне не участвовавших, они стали «суками» или «ссучившимися ворами», «предателями воровских традиций», которые должны знать своё место. Воевавшие считали невоевавших «предателями Родины» и требовали изменения блатных правил. В отместку «воры-фронтовики», или, как их ещё называли, «красные шапочки» (реже «автоматчики»), объединившись в собственную корпорацию, не признававшую «воровской закон» в полной мере, стали оказывать сопротивление «законникам». Воспользовавшись этим противостоянием, стали возникать и другие группы, выступавшие за смягчение «закона» либо напрочь его отвергавшие («польские воры», «махновцы» и т. д.). До определённого момента лагерное начальство стимулировало эти противоречия, поскольку «ссучившиеся воры» выходили на работу. Но вскоре это противостояние переросло в крупномасштабную резню («сучью войну»), негласно разделившую советские места заключения на «воровские» и «сучьи» и унесшую тысячи жизней и, по разным оценкам, от 80 до 97% «воров в законе».

[2] 130 «Польские воры» — одна из самых крупных разновидностей «ссучившихся воров» в 1940х — 1950х гг., объединения которых отличались более свободными порядками и вольным толкованием «воровского закона». Возникновение термина «польский вор» напрямую увязано с присоединением части Польши к СССР в 1939 г. и как следствие с проникновением в советские лагеря представителей польского криминального мира, живших по значительно менее строгим правилам, чем советские воры. Будучи «идейными» ворами, объединёнными в соответствующую корпорацию, «польские воры» тем не менее могли иметь семью, владеть собственностью, работать и т. д. В лагерях «польские воры» в отличие от «правильных» могли быть нарядчиками, комендантами, работать в столовой и санчасти. Часто «польские воры» на некоторое время блокировались с «правильными», или «суками», против других группировок.

[3] 131 «Синие ноготки» (другое название — «махновцы») — одна из разновидностей «ссучившихся воров» в 1940х — 1950х гг., объединения которых отличались насаждением особого беспредела и анархических порядков в воровской среде. Как правило, уничтожались «законниками» в первую очередь и с особой жестокостью как разлагавшие воровскую среду.

11.09.2021 в 22:02


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright Свободное копирование
Любое использование материалов данного сайта приветствуется. Наши источники - общедоступные ресурсы, а также семейные архивы авторов. Мы считаем, что эти сведения должны быть свободными для чтения и распространения без ограничений. Это честная история от очевидцев, которую надо знать, сохранять и передавать следующим поколениям.
© 2011-2025, Memuarist.com
Rechtliche Information
Bedingungen für die Verbreitung von Reklame