Здесь опять произошёл весьма интересный случай. Как-то, выйдя на тушение очередного пожара, возникшего по неосторожности жгущих костры, я предоставил женщинам хлопать лопатами, а сам лёг в тени дерева и заснул. Конвой в то время состоял из старых запасных, негодных для фронта даже в то время, когда для последнего годилось всё и вся. Теперь война кончилась, эти старики мечтали о демобилизации и о возвращении домой, поэтому к своим обязанностям они относились очень халатно, никаких неудобств нам не причиняли.
От своего мирного сна я был разбужен какими-то разговорами. Я оглянулся и увидел, что на пригорке совсем около меня стоит верховная группа, состоящая из начальника лагпункта, начальницы санчасти и ещё двух-трёх неизвестных мне лиц. Начальник лагпункта рассматривал в бинокль поднимавшийся на горизонте к небу столб белого дыма дальнего лесного пожара.
Я вскочил на ноги и подошёл к группе. Начальник, увидев меня, поздоровался и спросил, как обстоят дела. В сущности, я этого не знал, так как спал, но ничтоже сумняшеся стал, водя руками по воздуху, объяснять схему борьбы с огнём: там, мол, прорываются кюветные преграды, там произведено тушение лопатами и песком, и в общем и целом, можно рассчитывать на ликвидацию пожара, по крайней мере, в моём районе, сегодня к вечеру. Начальник спросил меня: могу ли я после этого вести бригаду на дальний пожар, который виднеется на горизонте. Я сказал, что сомневаюсь, так как люди устали, а дальний пожар наверняка находится от нас в 30–40 километрах (впоследствии это подтвердилось). На этом разговор кончился, начальство удалилось, а я снова занял горизонтальное положение.
Дня через три после этого жители нашего административно-технического барака поздравляют меня с наградой. «Какой?» — недоумевал я. Оказывается, на утреннем разводе в этот день был зачитан приказ о премировании 35‑й бригады Бьёркелунда Бориса «пирогом с начинкой» с выражением ему благодарности за «распорядительность и находчивость» при тушении лесного пожара.
Пирог, которым я был премирован, представлял собой круглый ржаной хлеб с капустной начинкой, украшенный сверху ягодами клюквы и морковным пюре. Таких пирогов пекли каждый день 4–5 штук, они вручались отличившимся за день в проявлении трудовой ревностности. Свой пирог я поднёс моим бригадным дамам, которые ответили мне 10 маленькими ржаными булочками, выдававшимися им ежедневно как дополнительное питание к обеду.
Этот случай показал мне, что в лагере также легко попасть в беду, как и отличиться. Хуже всего, что и то, и другое ни в коей мере не зависит от тебя самого, а может произойти автоматически, помимо твоей воли и желания.
Наконец наступил день моей отправки на 6‑й лагпункт для устройства там «технического уголка». Меня предупредили, что брать с собой никаких вещей не надо, во‑первых, потому что я еду всего на пару дней, а во‑вторых, брать с собой вещи просто опасно в силу того, что я еду в одном вагоне с воровской шпаной, которая оберёт меня как миленького.
Вагон был обыкновенный, товарный, разделённый пополам сплошной продольной перегородкой на дамское и мужское отделения и отделённый поперечной решёткой от сопровождающего конвоя. 6‑й лагпункт, куда я ехал, был в 20 километрах от станции Брусничная, и моё путешествие должно было быть весьма непродолжительным. Таковы были теоретические расчёты, практически же конвой, который должен был меня встретить на станции Брусничная и проводить в лагерь, на станцию не явился, и я уехал на противоположный конец трассы, на 13‑й лагпункт, находившийся от нас в 150 километрах; путешествие это заняло 12 часов, и мы прибыли туда уже утром.
На 13‑м лагпункте не знали, что со мной делать. На моё предложение устроить им «технический уголок» администрация лагпункта ответила, что не знает, насколько им это необходимо, и вместо этого пообещала при первой возможности и оказии отправить меня на 6‑й пункт, как у меня значилось в препроводительной бумаге. Оказия случилась через 6 дней. Я поехал, но опять промахнулся из-за конвоя и, проделав на этот раз 270 километров в противоположный конец трассы, прибыл на вторые сутки на 2‑й лагпункт.
Там я прожил дня четыре, и после бесконечных разговоров и переговоров мне удалось уговорить начальника спецчасти отправить меня, так сказать, «домой», на 5‑й лагпункт, куда я на следующий день и прибыл.
В общем я проездил почти две недели, не сделав ничего, но весьма устав от кочевой жизни и всяких связанных с ней неудобств.
В «технических кабинетах» все забыли. Нарядчик, прослушав рассказ о моих злоключениях, рассмеялся и сказал:
— Хорошо, что вам удалось так скоро вернуться, у нас один человек так два месяца ездил. А относительно «тех-кабинетов» — это больше не актуально, это уже прошло. Завтра отдохнёте, а послезавтра придётся вам на общие работы идти; я думаю послать вас опять на опилки — это работа нетрудная, а вы будете иметь второй котёл и 800 граммов хлеба, ну а там, может, что и наклюнется.
Свободное копирование
