Один из сидевших в камере представился мне — «Нерусский». Такое представление меня несколько озадачило, так как я принял его заявление буквально, но оказалось, что это был румынский военный прокурор польского происхождения, и Нерусский была его фамилия. Он уже прошёл следствие и, также как и я, незадолго до этого прибыл из Лефортова.
Польский офицер в чине капитана тоже ожидал приговора. Он путался в Советском Союзе с 1939 года, когда попал в плен при неожиданном нападении советских войск на Польшу. Вместе с другими пленными поляками он работал на лесных разработках на севере, когда же распоряжением советской власти в Центральной Азии началось формирование союзной Советам польской армии, он стал всеми мерами стремиться в ряды этой армии: не получая ожидаемого разрешения и желая возможно скорее попасть туда, он дезертировал из лагеря, где работал, и за это теперь его ожидал 10‑летний срок.
Был в камере один румын в теннисной рубашке с короткими рукавами, фланелевых брюках и парусиновых туфлях: его взяли летом, когда было жарко. Он был довольно болтлив и объяснял всем, кто только хотел его слушать, что он не шпион, а член национального народного движения; под этим названием он подразумевал румынскую фашистскую партию, к которой принадлежал. Позже он променял теннисную рубашку на рубашку с рукавами, а имевшуюся у него кепку — на фуражку с козырьком. Мне он объяснял, что сделал обмен в целях подготовки побега из лагеря. Насколько рубашка и фуражка могли ему помочь бежать, я не знаю, но в камере он мёрз и после операции обмена не меньше, чем до того, так что однажды бедняга, не выдержав, расплакался.
Тут же в камере были два здоровых украинских парня; они обвинялись в измене Родине и, по совести, небезосновательно. Один из них, красноармеец, попав в плен к немцам, был пропущен последними через шпионско-диверсионную школу и затем вместе с несколькими товарищами был сброшен с аэроплана на советскую территорию среди белого дня на площади какого-то села при большом стечении народа, причём при нём имелся сундук, набитый антисоветской литературой и советскими деньгами.
Второй украинец, попав в плен, поступил офицером в немецкую армию и в Берлине женился на немке. В камеру он прибыл из лазарета и поэтому был более других осведомлён в тюремных новостях. Он рассказал нам, что с ним в палате лежали старый генерал Краснов, его племянник и сын последнего, а также какой-то князь Оболенский. Генерал Краснов был известный антибольшевик, также как и вся его семья. П. Н. Краснов — талантливый писатель — описывал главным образом офицерскую жизнь в Царской России; он пользовался большой известностью в эмиграции. В 20‑х годах он создал антисоветскую организацию «Братство Русской Правды», позднее, пользуясь авторитетом среди казаков, был вождём всей казацкой эмиграции. Красновы были захвачены англичанами в северной Италии весной 1945 года и выданы в Лиенце большевикам. Старшие Красновы позже были по приговору показательного суда повешены; младший Краснов был приговорён к заключению в лагере, в 1955 году ему удалось вместе с немцами выехать из Советского Союза. Он написал очень интересную книгу под названием «Незабываемое», где описал всё пережитое им в советской России. Как я слышал, он умер в Аргентине в 1959 году.
Этот же украинец рассказал нам интересный эпизод, о котором он узнал от немецких генералов, бывших одновременно с ним в тюремной больнице. Попав в плен, эти генералы были привезены в Москву. В один прекрасный день по окончании войны им были выданы их ордена, нашиты снятые с них погоны, и в таком виде их заставили промаршировать через всю Москву во главе нескольких тысяч немецких военнопленных. В хвосте процессии ехали городские поливальные и очистительные машины, поливавшие улицы водой и подметавшие их после шествия. По окончании церемонии генералы и офицеры были доставлены обратно в тюрьму и выданные им вещи отобраны. Несколько позже эти генералы были публично повешены на площадях Москвы и Ленинграда.
Молодой и весёлый красноармеец, бывший всегда в хорошем настроении, составлял резкий контраст со всеми остальными, сидевшими в камере. Попав в плен ещё в самом начале войны, он, не знаю какими путями, был зачислен в воинские части, укомплектованные украинцами, но находившимися под начальством немецких офицеров. Его часть была во Франции и там попала в плен к американцам; они после их высадки поместили пленных в специальный лагерь и предложили желающим вернуться на родину. Большинство колебалось. Тогда в лагерь были высланы советские пропагандисты, уговаривавшие пленных вернуться в Россию под лозунгом: «Родина ждёт и всё прощает». Слушая заманчивые лозунги и скучая по оставшимся в России родным, большинство пленных в конце концов согласились на добровольную репатриацию.
Американцы выдали каждому полное обмундирование, и они в количестве нескольких тысяч человек поехали через Средиземное море, Суэцкий канал, Индийский океан, Персидский залив в Персию. Там советскими представителями им была устроена торжественная встреча. Затем поездами их перевезли на советскую территорию и поместили в лагерь, где от них, переодев во второсортное красноармейское обмундирование, отобрали всё, что им дали американцы. Затем над ними был организован суд, на основании постановления которого всех их распихали по Исправительно-Трудовым лагерям. Некоторые же, в том числе и наш собеседник, были отправлены на следствие в Москву. Теперь он ждал суда Военного Трибунала.
Его оптимистическое настроение объяснялось надеждой — вне зависимости от того, на какой срок он будет осуждён — на скорое освобождение в силу того, что он ожидал в ближайшее время войну между Советским Союзом и Америкой, а в быстрой победе последней он не сомневался.
Свободное копирование
