Глава третья
ОЖИДАНИЕ ПРИГОВОРА
В общих чертах я описал Бутырскую тюрьму раньше.
Везли меня туда в закрытом автомобиле, в котором было 6 боксов; в один из них я и был помещён.
В Бутырке меня поразили размеры так называемого «вокзала», то есть помещения, через которое проходят все поступающие в тюрьму и из неё выбывающие. Фасон этого помещения действительно напоминает вокзал. Во второй половине его вдоль стен помещается ряд боксов.
Дело подходило к вечеру, и когда я прошёл все полагающиеся при привозе в тюрьму церемонии, как то: опрос медицинской сестры, на что я жалуюсь в смысле здоровья, проверку личности и сверку её с документами, наконец, баню — то наступила уже ночь, и эту первую ночь в Бутырке мне пришлось провести, сидя в боксе. Очень плохо дело обстояло с уборной, куда просились люди изо всех боксов, и куда очень сердитая и нахальная надзирательница пускала только после долгих и упорных пререканий. Я специально упоминаю об этом, так как люди, ослабленные недоеданием в тюрьме, гонят из себя исключительно много жидкости и из-за ослабления всего организма удержать её не могут.
Утром после так называемого завтрака я был отведён в общую камеру. Это была громадная светлая комната с мокрым потолком и сырыми пятнами на стенах. В комнате помещалось 25 человек. Для спанья от стен откидывались прикреплённые к ним одним концом рамы, сделанные из газовых труб; на них натягивались выдаваемые для этой цели чехлы из парусины. Кроме этих чехлов никаких спальных принадлежностей не выдавалось, и тем, у кого не было тёплых вещей, приходилось плохо, так как температура помещения не превышала 14 градусов, а с потолка капало.
Представился моим новым товарищам, которые первым делом осведомились о моей национальности и как я попал в заключение. Я задавал аналогичные вопросы и выяснил, что нахожусь в очень смешанной интернациональной компании. Русских было всего пять человек. Один инженер, сидевший уже два года под следствием и, по его словам, отбивавшийся уже два года от § 10 58‑й статьи, предусматривавшей антисоветские высказывания. Полковник советской армии Ярославский из прапорщиков Царской армии, в прошлом сельский учитель. Он работал в военном издательстве Красной Армии и составлял брошюры патриотического характера о Суворове, Кутузове и т. д. По его словам, он обвинялся в перегибе патриотических настроений: в какихто его трудах были отмечены тенденции к троцкизму и критика Сталина. Он сидел под следствием уже около двух лет. Оба эти заключённые о своём деле говорили очень мало, а если и говорили, то неясно. Остальные русские сидели за плен у немцев, куда попали в начале войны. Среди них был интересный субъект, говоривший про себя, что «глупому человеку Бог дал голову». Судьба его действительно была не совсем обычна.
Это был матрос Гвардейского экипажа, в 1908 году находившийся в заграничном плавании в качестве электрика на крейсере «ОЛЕГ».
Во время стоянки крейсера в Копенгагене он был изобличён в распространении среди команды нелегальной революционной литературы, которую он получил на берегу от русских эмигрантов.
В тот момент в Копенгагене этот его поступок не имел иных последствий, как только трёхдневное пребывание в карцере, но он опасался, что по возвращении на родину он будет предан суду; поэтому, когда крейсер, совершая дальнейшее заграничное плавание, стоял в Порт-Саиде, он дезертировал. Имея специальностью электротехнику, он устроился на амплуа электрика в Каире. Со временем он женился, научился английскому языку и стал работать в английской фирме по продаже водяных оросительных помп. Но это его не удовлетворило.
На вечерних курсах он пополнил пробелы в своём образовании и на таких же курсах расширил свои знания по электротехнике, сдал экзамены на электромеханика и получил очень хорошее место на Каирской электрической станции. Всё было хорошо — хорошее место, хорошее жалованье, хорошие сбережения в твёрдой валюте, но в 1927 году он затосковал по родине и вместе с женой, ликвидировав всё, вернулся через Одессу в Россию.
Страшного с ним по приезде ничего не произошло, если не считать того, что привезённые им доллары ему пришлось обменять на советские рубли по казённому курсу так, что фунт хлеба стоил ему два доллара. Он получил место заведующего электростанцией где-то около Харькова с таким окладом, что жить он мог, только продавая вещи, которые он и его жена привезли с собой.
Вскоре ему стало ясно, что он сделал глупость, но исправить совершённое у него возможности не было. С глазу на глаз с женой они обсуждали возможность эмигрировать, но официальным путём осуществить это было невозможно, а попытаться перейти границу нелегально они боялись. В 1942 году на помощь им пришли немцы, заняв то местечко, где была электростанция, на которой он служил. Его жена оказалась фольксдойч, и когда немцы стали отступать, то они уехали вместе с ними в Германию. Сам он устроился по специальности на завод и хорошо зарабатывал, но по окончании войны, на своё несчастье, попал в английский сектор, и англичане выдали его вместе с другими большевикам. Последние обвинили его в измене Родине; теперь он ожидал приговора.