Путешествие в страну всевозможных невозможностей - 23

Пока всё это происходило между Рюминым и мной, дела моих товарищей тоже начинали выкристаллизовываться. Веригин предполагал, что его будут обвинять в антисоветской радиопропаганде во время первой Финскосоветской, так называемой «Зимней войны». Но этого не случилось. Вместо этого ему предъявили обвинение в принадлежности к антисоветской террористической организации «Союз нового поколения»[1], к коей примыкала Русская Гельсингфорсская молодёжная организация «Звено»[2], членом которой он был. Обвинение было сложно и запутанно, но, видимо, ничего другого ему приписать не смогли.

С генералом Добровольским дело обстояло скверно. Финская Политическая Полиция передала большевикам много материалов о нём, действительно сильно его компрометирующих, а именно: о его деятельности в Финляндии в качестве представителя генерала Миллера[3], о его работе в финской контрразведке и, наконец, об его связях с немцами. Генерал был в отчаянии, он не имел возможности отрицать ни одного из предъявленных ему обвинений, ибо данные против него были исчерпывающими.

Надо сказать, что, несмотря на все наши огорчения и неприятности, мы не падали духом и чувствовали себя, до некоторой степени, в Гельсингфорсе. Мы были одни в камере, говорили о гельсингфорсских людях, Москва же, если не считать раздававшихся постоянно победных залпов, ощущалась слабо. Война кончилась; всё, что было связано с ней, было позади, а что нас ожидало впереди — мы в точности предугадать не могли. Конечно, мы много и часто говорили на эту тему, и постепенно Веригин и я приготовились к тому, что будем приговорены к 10‑летнему заключению, и как-то на этом успокоились. Генерал Добровольский рассматривал своё положение более пессимистически, он приготовился к мысли, что ему не избежать расстрела и — на этом тоже успокоился.

Тут я как-то вспомнил о привезённых со мною драгоценностях. Когда я сказал о них Рюмину, то тот так и подскочил.

— Что же вы, чёрт вас побери, молчали! — воскликнул он. — Пишите скорей список вещей, а то они там всё растащат и реквизируют, пишите сейчас же.

Я попытался вспомнить, что могло быть вывезено вместе со мной, и стал по памяти составлять список. Он оказался неполным, как в силу того, что я не мог всего вспомнить, так и потому, что увезёнными оказались не только вещи, бывшие в портфеле, принесённые мною в день ареста из магазина, но также и вещи, лежавшие в моём письменном столе. Об этом я узнал, только вернувшись через 10 с лишним лет на родину, но, по существу, тот факт, что мой список был неполным, никакого значения не имел. Хотя это и заняло добрый месяц, но вещи были разысканы и на моё имя выписана масса квитанций, приобщённых к делу. При этом Рюмин объяснил мне, что если я буду приговорён к заключению без конфискации имущества, то по отбытии срока наказания мне будет выплачено по государственной расценке.

Я уже указывал, что Рюмин, составляя протоколы допросов, прибегал к фальсификации и писал совершенно не то, что я говорил; после того, как заменял одни слова другими, от моих показаний оставалось очень мало. Я пытался бороться с этим, но без всякого успеха, спорил, доказывал, отказывался подписать протокол, пока Рюмин однажды не сказал мне следующее:

— Знаете, что, Бьёркелунд, я хочу вам сказать по-дружески: бросьте вы ломать копья из-за пустяков и ссылаться на юридическое значение того или другого, всё это у вас не играет никакой роли. Вас сюда привезли, и вы должны быть виноваты, мы ошибаться не можем. Я лично должен вас оформить по статье 58, параграфы 4, 6 и 8[4], то есть обвинить вас в помощи международной буржуазии в борьбе с советской властью, в шпионаже и в участии в террористической организации. Я это задание выполню. По существу первые два пункта уже готовы, остаётся террор, его тоже не так уж трудно будет провести. Тех ваших показаний, которые я пишу во время допросов, никто и читать не будет, прочтут лишь обвинительное заключение прокурора, которое он напишет на одной страничке, и на основании которого вам дадут 10 лет — и всё. О чём разговор? Ваше дело пойдёт не в трибунал, а в Особое совещание, а там выносят приговор в 5 минут. Так что вы зря создаёте и себе и мне лишние затруднения. Ещё раз предупреждаю — ваша судьба уже предопределена!

Я ответил ему, что, по всей вероятности, он прав, но я всё же не нахожу нужным соглашаться со всем, что ему вздумается написать, а тем более подписывать это, и что, если всё написанное в настоящее время и не имеет значения, то оно сможет иметь таковое впоследствии.

— Не верите мне? — сказал на это Рюмин. — Ну что же, я ничего не могу сделать. Рано или поздно это до вас всё же дойдёт, и вы убедитесь тогда, что зря себя мучили.