Голгофа - 100

2
 Несколько дней спустя к нам зашла Надежда Петровна и передала отцу какую-то бумажку. Потом мы мирно пили чай. Прощаясь, заведующая сказала, что с завтрашнего дня я могу не посещать лагерь. Ура! Я свободен! К своему неудовольствию, когда заведующая ушла, я узнал от отца, что утром с группой ребят мне предстоит уехать на целый месяц в пионерский лагерь.
 Привезли нас на берег реки Бердь. На небольшой территории, огороженной частоколом, рядышком стояли два барака. В одном - предстояло нам поселиться, а в другом были устроены столовая, кухня и жили воспитатели, пионервожатые и начальник лагеря. В сторонке от бараков, точно гриб - боровик, торчала под соснами избушка – медпункт. Между бараками была площадка, посреди которой высился шест, на макушке которого на ветру трепетал красный флажок – это место называлась плацом. В общем, распрощавшись, с одним лагерем я очутился в другом – пионерском.
 Повседневная жизнь в пионерском лагере оказалась похуже той, которая была в заводском лагере: утром хотелось подольше поспать, а нас будили звуки пионерского горна; только - только успевших сбегать в туалет и сполоснуть лица холодной водой из рукомойников – коров, по-отрядно выстраивали на плацу. Под барабанную дробь и звуки горна на макушку флагштока на тонком шнуре поднимали красный флажок – день отдыха начинался. Старший пионервожатый озадачивал отряды на день и лишь для нашего отряда, состоящего из октябрят, дела не находилось. Так что после завтрака мы бездельники (так нас называли), занимались, чем хотели. С первых дней пребывания в лагере я нацелился на реку и ждал удобного случая, когда на нас никто не будет обращать внимания, и он наступил: ребята постарше с пионервожатыми ушли в поход. Мы хотели купаться, а не бродить по лагерю и убежали на речку. Забыв всё на свете, плескались на мелководье, кидали плоские камешки в воду, но так, чтобы они не тонули, а прыгали по водной глади и мы считали, у кого больше получалось «блинов». За этим занятием и обнаружили нас пионервожатые:
- Вот вы где!
- Не подходите к воде!
- Марш в лагерь!
Под «конвоем» нас привели в лагерь. Убегая на речку мы, конечно, не предполагали, что нас схватятся так быстро. Меня, как организатора самовольной отлучки детей из лагеря, наказали: за неимением карцера поместили в медпункт, где я с доктором, смешливой женщиной, пил чай и зелёнкой и йодом рисовал картинки. Зелёнкой – ёлочки, а йодом – рыжую лису. Доктору мои рисунки нравились, но закончились листочки бумаги и чтобы я не скучал, она отпустила меня гулять. От скуки залез на вершину сосны, нависавшей над нашим бараком. Сидел в развилке толстенных суков и осматривался. Казалось, стоит лишь руку протянуть и вот она река, огибающая лагерь. За рекой насколько хватало зрения, раскинулись луга, по которым, отмеченная пунктиром телеграфных столбов, змеилась дорога. За лугами начинался лес. Внизу подо мной бурлила лагерная жизнь: дети постарше играли в городки, группа ребят заполняла бочки водой, поднимая её вёдрами из колодца, мой отряд сидел на траве и слушал поучения пионервожатой. Мне надоело бездействовать, хотел внимания - восхищения ребят моей ловкостью и смелостью: ещё никто в лагере не забирался так высоко на сосны. Недолго думая во всё горло закукарекал, и конечно все обратили на меня внимание. Пионервожатые приказывали мне слезть с дерева, а я разошёлся ещё больше – кукарекал на разные голоса. Пионервожатые злились, а дети смеялись и, подражая мне, кукарекали. По-моему всем было весело, так чего они злятся, думал я, слушая угрозы пионервожатых, и продолжал петушиный концерт. Среди пионервожатых я заметил смеющегося начальника лагеря.
- Лёвка, не надоело тебе кукарекать! - прокричал он. - Спускайся, а то намертво приклеишься смолой к сосне!
Под одобрительные крики зрителей я спустился на крышу барака. Мне подставили лестницу, но я разбежался по крыше и прыгнул вниз и пока не приземлился на четвереньки, успел прокричать ку-ка-ре-ку! Доктор принялась проверять мои ноги и руки - не сломал ли. Я её успокоил:
- Знаю, как надо приземляться без парашюта!
Все засмеялись. Начальник лагеря поручил меня доктору:
- Отмойте этого петушка от смолы, да постерегите его, пока я не свяжусь с его родителями, тогда и решим, что с ним делать. Смолу оттёрли с меня тряпками, смоченными в керосине, одежду выстирали и повесили сушиться на частокол. В докторском халате, изображая приведение, я бегал по лагерю и развлекал ребят. Ночевал у доктора в медпункте, так как от меня пахло керосином. Вечером я рассказал доктору, что рассмотрел с вершины сосны дорогу и телеграфные столбы и от неё узнал - телеграфные столбы шагают в Новосибирск. Засыпая, твёрдо решил сбежать из лагеря и представлял, как эти столбы приведут меня в город.
 Прошло несколько дней. Я ждал, когда перестанут за мной присматривать. Начальник лагеря решил не встречаться с моими родителями, так как я, по его мнению, вёл себя прилично: из лагеря не уходил, слушал чтение книжек пионервожатой и не задавал вопросов взрослым. Обстановка для побега складывалась наилучшим образом и однажды в полночь я покинул лагерь. Удачно вброд перешёл Бердь и, ориентируясь по телеграфным столбам, побежал в сторону города. Бежал и отдыхал и так до рассвета. Меня нагнал грузовик – полуторка. Остановилась. Из кабины вылез шофёр, и только я решил дать дёру, как он остановил меня вопросом:
- Оголец, далеко топаешь?
- В город за лекарством для мамки, - солгал я.
- А откуда ты?
- А из …, - и я назвал село, которое было недалеко от лагеря.
- А что взрослым недосуг в город сходить?
- А нет у нас взрослых, мы одни живём, - вновь солгал я.
- Садись, подвезу, - предложил шофёр, покопался в моторе, снял боковину капота и забросил её в кузов. – Движок перегревается, - объяснил он свои действия. 
Не прошло и часа, как мы въехали в город, да так удачно, что я оказался на Каменке, возле стрельбища и до подсобного хозяйства «Военторг» было недалеко. С отцом встречаться не хотелось: при одной только мысли о встрече с ним у меня сразу начинало чесаться место пониже поясницы, понимал какую он мне «Сидорову козу» устроит окажись я в его руках. И я устремился к маме. К моей радости мамы дома не было, и к её приходу я надеялся сочинить какую-нибудь «сказку» о причине моего бегства из пионерского лагеря. Дома хозяйничала сестра. Когда я просунул голову в приоткрытую дверь, то увидел, как сестра кормит младшего брата Сашу: одной рукой прижимала его к себе, а другой – засовывала ему в рот ложку с манной кашей. Сашка плакал, выплёвывал то, что попадало ему в рот, и свободной рукой размазывал по лицу липкую, и от того, наверное, противную манную кашу – не зря же он орал. Сестра сердилась на брата:
- Ешь, а не то слабосильным вырастешь! – и, совала ему в рот ложку с кашей, при этом возмущалась. - Отпустили Полинку к деду, а я теперь и с Сашкой возись, да и за свиньями присматривай. А куры – заразы весь огород перекопали!
Сестра, наверное, ещё долго бы перечисляла свои беды и обиды, так как каши в миске оставалось ещё много, но я прервал её ворчание: потихоньку втёк в комнату, при этом дверь скрипнула, и я был замечен:
- Откуда ты взялся, лагерник!? – удивилась она. – Смена не закончилась! Ты что, сбежал?
- Ага! Сама посиди в том лагере!
- Получишь от мамы по первое число! – однако, расспросив меня о порядках в лагере, сестра одобрила мой поступок. – Я бы тоже убежала из такого лагеря. Это не пионерский лагерь, а «зона» за частоколом.
 Получив одобрение сестры, наелся варёной картошкой с молоком, забрался на чердак, где на старом матраце и уснул. Проснулся - меня звали. Слышал то голос мамы, то голос сестры. Предчувствуя неотвратимость наказания, не отзывался. Заскрипела лестница и на чердак влезла сестра.
- Лёвка, из пионерского лагеря за тобой на велике прикатил старший пионервожатый. Наверное, мама тебя ему отдаст. Ты как, в лагерь хочешь?
Я показал сестре, как я хочу в лагерь: сотворил из трёх пальцев фигуру, сопроводив эту конструкцию словами:
- А вот это они видели! В лес лучше сбегу!
- Сиди тихо! - велела мне сестра. С чердака было слышно, как сестра нарочито громким голосом произнесла. – Лёвки нет на чердаке!
 Снизу слышался разговор, слов которого разобрать было невозможно. Потихоньку разгрёб сухие листья, которыми был утеплён потолок. Между потолочными досками палочкой расширил щель. Приникнув к ней глазом, увидел маму, сидящую на табурете за столом, напротив неё устроился на другом табурете старший пионервожатый. Слышен был их разговор.
- Софья Александровна, - говорил пионервожатый, - вот вы сами убедились, какой непослушный ваш сын: его, и дома не оказалось.
- Он приходил, Светлана его видела. Может он к отцу в город ушёл, - предположила мама.
- Во всяком случае, сын ваш не потерялся, так что я со спокойной совестью отбываю в лагерь, - пионервожатый немного помолчал и продолжил. – Софья Александровна, я передаю вам решение начальника лагеря: «Ваш сын в лагере нежелателен, он разлагает дисциплину детского контингента».
 При этой для меня обидной фразе и непонятного слова «контингент», я пошевелился - мусор через щель в потолке посыпался на голову пионервожатому. Он отряхивался и с удивлением смотрел на потолок. Мама его успокоила:
- Крысы опять поселились на чердаке, придётся их травить.
«Что это ещё за «контингент» и слово-то какое, и не выговоришь!» - думал, устраиваясь удобнее возле щели, и пока примерял на себя это загадочное слово, мама решила, как со мной поступить, услышал её голос:
- Хорошо, пусть ваш «контингент» живёт спокойно, если вы с ребёнком справиться не в силах. Лёвка останется дома.
Хлопнула дверь дома, и по скрипу педалей велосипеда догадался – старший пионервожатый уехал.
 – Лёвка, слезай с чердака! - позвала меня мама, в её голосе не слышалась угроза.
Мама делала вид, что сердится на меня за побег. Но когда я рассказал о порядках в лагере и о своих проделках от скуки, то она смеялась. Особенно ей понравилась история с «ку-ка-ре-ку». Мама взяла с меня честное слово, что из дома не сбегу. Я действительно не хотел никуда сбегать. По времени давно закончился срок моей смены в пионерском лагере, и я, не опасаясь встречи с отцом, приноровился бегать в город играть с друзьями.
В один из дней мама заполнила корзинку куриными яйцами и огурцами, поверх уложила увязанную бечёвкой кипу салата и велела отнести всё это отцу. Шёл, взбивая ногами дорожную пыль, и похрустывал горьковатыми огурчиками. В посёлке Каменка за мной увязалась маленькая собачонка. Бежала и тявкала. Вскоре меня сопровождала уже целая стая лающих собак. Отбивался от них огурцами. Миновал посёлок, и собаки отстали от меня, но и огурцы закончились. «Ничего, ещё яйца и салат остались», - успокаивал я себя. И какое же было моё огорчение, когда мы с отцом опустошали корзинку: половина яиц были разбиты. Отец посмеялся над моим рассказом о собаках и посоветовал в следующий раз брать с собой палку. Вечером домой пришёл старший брат Аркадий и за ужином огорчил отца сообщением, что на днях уезжает с геологами в экспедицию на Алтай. Утром с этой новостью побежал к маме в подсобное хозяйство «Военторг».
 Наступил день проводов брата в экспедицию. Мама была, по-моему, даже в приподнятом настроении и наставляла сына, как работать и жить в коллективе взрослых людей. Отец, напротив, сердился и отговаривал сына от участия в экспедиции и твердил, что необходимо завершить образование, а потом уж отправляться хоть к чёрту на рога. И опять мама с отцом поссорились, отстаивая каждый своё мнение по поводу будущей судьбы сына. Старший брат поступил так, как хотел: попрощался с нами и ушёл на вокзал «Новосибирск - станция товарная», где вагон с грузами для экспедиции поджидал своих пассажиров. Вечером отец разыскал на вокзале вагон и попытался, но безуспешно, ещё раз убедить сына в том, что он совершает ошибку.
 Через месяц мы получили от старшего брата письмо с фотографиями. Брат писал, что база геологов находится недалеко от фактории «Накана» на реке Тунгуске. Интересно было рассматривать фотографии: вот брат сидит в накомарнике возле радиостанции; вот он с ружьём на берегу реки и даже видно, как пенятся воды; а вот он выходит из палатки. Особенно мне нравилась фотография, на которой брат стоит в лодке и целится из ружья в небо. «Всё, решил я, - убегу к брату», - и мы с Вовкой Резеповым стали искать на географической карте, где находится Алтай, где протекает река Тунгуска и где на этой реке прячется фактория «Накана», правда, что такое фактория мы с Вовкой даже не представляли. Мы воображали, как неожиданно появимся перед братом и удивим его своей храбростью и умением преодолевать трудности путешествия, а что они нас будут поджидать на пути к брату, у нас не было сомнений: что же это за путешествие без трудностей – так не бывает.