Голгофа - 97

Школы в небольшом посёлке подсобного хозяйства «Военторг» не было, и местные дети учились в Новосибирске, ежедневно добираясь до школы пешком. Как мы не стремились перебраться жить к маме, она противилась. Наверное, ей не хотелось возиться с нами. Так, во всяком случае, думала сестра. А может мама, просто жалела наши ноги? Сегодня, погружаясь в прошлое, трудно сказать, что-либо определённое по этому поводу. Вернее всего мама отгородилась от семьи из-за непредсказуемости отца, устала от скандалов. И нам с сестрой приходилось мучиться в городе до окончания школьных занятий. В школе, в которой я учился, жизнь протекала по своим мальчишеским законам. Мальчишки дрались друг с другом, девчонки тоже были на уровне: дрались не хуже нас, даже больней, так как царапались до крови. В нашем классе несколько мальчишек во главе с Толиком объединились и стали называть себя «Чёрными котятами». Отбирали у слабых ребят завтраки, требовали у них деньги за проход в туалет. До поры до времени это сходило им с рук, но когда, забывшись, Толик попытался отнять у меня кусок хлеба, сдобренный сахаром, то я оторванной крышкой от парты, разбил ему голову и его бойцы - «чёрные котята» побежали к директору школы на меня жаловаться. Вечером отцом я был выдран за драку, но выяснив её причину, нашёл время сходить в школу, и устроил «небольшой» скандал в кабинете директора. Пообещал обалдевшему педагогу, что если он не приструнит «чёрных котят», то лишится партбилета и, естественно, заодно директорского кресла - отец знал, чем можно запугать директора. «Чёрные котята» получили не только в школе науку, как подобает вести себя в классе, но и дома: несколько дней ходили с опухшими ушами и синяками на лицах. Толика перевели в одну из городских школ и больше я никогда его не встречал.

 Думаю, из него, наверное, судя по его замашкам и привычке верховодить, со временем выковался или партработник, или социально близкий к ним человек, что, по моему мнению, одно и то же. Из такого «человеческого материала» по воле партии выпестовывали «Павликов Морозовых» и необыкновенных детей - тружеников типа узбекской девочки - Мамлакат , а как повзрослеют - «Стахановых» и им подобных, осыпая их званиями, наградами и заваливая материальными благами на фоне нищеты основной массы трудящихся. Таким образом, используя опыт капитала, создававшего в своих недрах «рабочую аристократию», социалистическая система порождала новый класс - «советскую рабочую аристократию».

 По разумению отца послушание в дитя необходимо вколачивать через место, откуда растут ноги – вот и ходил я с лупленым задом. Возвращаясь, домой из школы и при мысли, что, возможно, сегодня меня будут вразумлять, сразу начинало чесаться место, через которое отец учил меня уму-разуму. А что толку! Такая уж доля мальчишки: во все дырки заглядывать, во все щели свой нос совать и доказывать кулаками всем и вся, что ты чего-то стоишь – и за всё это в ответе собственная задница.
 Не знаю, что происходило с сестрой весной, но я с наступлением первых весенних дней не мог учиться и вовремя возвращаться домой. Ноги несли меня подальше от дома, например, на стрельбище откапывать пули в земляном бруствере за мишенями и собирать оброненные курсантами стреляные винтовочные гильзы. Одному опасно было появляться на стрельбище: наши конкуренты из соседнего двора могли не только отнять пули, но заодно и побить. Я сидел под забором, огораживающим стрельбище от остального мира, и поджидал друзей. Вдруг услышал визг детей, а затем увидел стайку мальчишек выбегающих из-за забора. Подставил одному подножку – тот растянулся на земле возле меня.
- Чего вопите?– спросил я его.
- Иди, посмотри, что мы нашли, если ты такой храбрый!
 Подошли мои друзья. Мальчишка пытался рассказать, что они нашли на стрельбище, но путаясь в словах, так и не смог толком ничего объяснить.
- Ребя! – позвал я всех, - айда смотреть находку!
Спустились в овраг. Возле бруствера лежали измазанные в грязи два чемодана. Один чемодан был раскрыт.
- Ребя, а в чемодане мясо, - произнёс разочарованно Вовка Резепов и вдруг замолчал, а потом, срываясь на крик, испугал нас словами. - Ребя! Это человечина!
Мы сгрудились возле чемодана и увидели среди кусков мяса отрубленную по локоть человеческую руку. Что необходимо предпринять первым сообразил Вовка.
- Караульте! – крикнул он и убежал.
 Не прошло и двух часов, как к нам подошли несколько мужчин, среди них мы узнали нашего участкового милиционера. Вовка шел следом за ними.
- Ребята, вы не трогали чемоданы? – спросил нас участковый.
- Нет, мы караулили, ждали, кого Вовка приведёт!
Мужчины осмотрели всё вокруг и, к нашему удивлению, за бруствером милиционер нашёл лопату.
- Лопата ваша? – обратился к нам участковый.
- Нет, у нас своя есть, - и я показал ему сапёрную лопатку, которой мы всегда откапывали пули.
- Ладно, бегите по домам и чтобы молчок о том, что видели,- напутствовал нас участковый.
Поднимаясь по склону оврага, мы видели, как мужчины погрузили чемоданы в машину.
 Но разве могли дети не рассказать родителям, что увидели на стрельбище – и «сарафанное радио» разнесло по заводскому посёлку весть о страшной находке. Слухи обрастали небылицами: из уст в уста передавался рассказ о том, что какая-то банда убивает людей и с человечиной печёт пирожки, которые бабки затем продают на городских рынках. Было несколько случаев избиения старух торговавших пирожками.
Вскоре распространился слух о том, что раскрыто дело об убийстве офицера, демобилизованного из армии. Оказалось, он имел неосторожность заночевать в посёлке Каменка, который был расположен как раз возле стрельбища. Как истинно русский человек, к тому же обласканный хозяевами небольшого домика, зазвавшими его на ночёвку, разомлевший от водки, хвастался подарками, которые вёз для жены и детей. Это его и сгубило: хозяева – муж и жена решили завладеть офицерским добром. Убили фронтовика, расчленённое тело сложили в его же чемоданы и ночью закопали их на стрельбище в бруствере, посчитав, что за мишенями никому в голову не придёт копаться в земле. Убийцы так спешили, что забыли лопату, её и обнаружил милиционер. Следователь, которому было поручено раскрыть убийство, объявился в посёлке, не афишируясь, как говорится, «косил» под пьяницу. Зашёл в один дом, в другой - предлагал хозяевам купить у него инструмент. И лишь в десятом доме, когда он уже потерял надежду разыскать хозяина лопаты, её согласилась взять женщина за кружку браги. Однако рассмотрев, как следует лопату, покупательница засомневалась в честности продавца, и, указав ему на домик, стоявший на краю посёлка, недалеко от стрельбища, с угрозой изрекла:
- Ишь ты, какой ушлый! Спёр лопату у них и мне её продаёшь! Как я соседям в глаза буду смотреть! Ходят тут всякие, а потом людей добрых убивают!
 Женщина вошла в раж, крик её был слышен по всему посёлку - собрался народ. Ничего не оставалось следователю, как представиться и сообщить, что он расследует дело о «чемоданах» и лопата привела его в посёлок. Следователь боялся, что хозяева лопаты могли слышать «базар» и сумеют спрятать улики, поэтому он из притихшей толпы отобрал несколько человек понятыми, и как они не противились, но под страхом закона об укрывательстве преступников, вошли вслед за следователем в дом предполагаемых убийц. Скоротечный обыск дал результат: на печи нашли офицерскую одежду, в кармане кителя обнаружили документы убитого. Жители посёлка чуть не разорвали на куски убийц, когда узнали, кого они загубили. Многие помнили, как с другими мужчинами из совхоза имени В. Чкалова и своего посёлка в числе мобилизованных провожали его на фронт. Следователю пришлось, отчаянно матерясь и стреляя в воздух из нагана, осаживать народ, крича, что только суд может наказать этих гадов.