Голгофа - 91

 19
 Зима была на исходе. Отступили сильные морозы и снежные бураны. Всё чаще сквозь хмурое небо пробивались к земле солнечные лучи. Мы, дети заводского посёлка, с нетерпением ждали прихода весны, а с ней скорого окончания учёбы в школе. А там уже и лето не за горами! Вскоре из-за бабушкиного милосердия к немцам нам с сестрой было не до ожидания прихода весны и долгожданной свободы от школьных занятий. Бабушка с разрешения старшего конвоира приспособила для работы по дому пленного, непригодного для работы на стройке. Да и как он мог носить тяжести, если ходил, еле передвигая ноги. Был настолько худым, что казалось, голова его вот-вот сорвётся с тонкой, торчавшей из ватника, словно колышек шеи, да ещё эти круглые в железной оправе очки, которые, боясь их потерять, он постоянно придерживал пальцем на носу. Пленный немец поступил в полное распоряжение бабушки: очищал от навоза стайку, заносил уголь в квартиру и топил печь. Бабушка настолько привыкла к пленному, что стала его подкармливать. Подоив корову, угощала немца кружкой парного молока, иногда кормила обедом. Бабушка расспрашивала немца о его жизни в Германии до войны и удивлялась как он, учитель со слабым здоровьем, оказался на войне. Разумеется, глядя на бабушку, и мы с сестрой стали относится к этому пленному как к человеку, попавшему в беду. Полина просила бабушку расспросить немца, как ему живётся в плену и о чём пленные говорят между собой. Пленный в свою очередь интересовался бабушкиной жизнью и тем, почему в нашей семье понимают немецкий язык даже дети, не говоря о самой бабушке, которая объяснялась с ним на его языке. Узнав от бабушки о гибели её дочери и внуков от рук фашистов, пленный побледнел, сгорбился и стал что-то сбивчиво говорить, и вдруг заплакал.
 Бабушка рассказала маме о разговорах с пленным. И мы узнали, что его брата вместе с женой перед самым началом войны с нашей страной, как не благонадёжных граждан, тем более евреев, фашисты отправили в концлагерь, а ему удалось избежать ареста, так как он был в то время в действующей армии во Франции. Мама посетовала бабушке за разговоры с немцем, тем более в присутствии Полины. 
 Конвоир вдруг перестал приводить к нам пленного, чем очень огорчил бабушку и на её вопрос: «что случилось?» невнятно что-то пробормотал и стал избегать общения с нашей семьёй. Пленного мы больше не видели на строительстве дома. Проходили дни и мы стали забывать о его существовании. Но эта история так просто для нашей семьи не закончилась: в один из выходных дней, когда родители были дома, а мы с сестрой собирались отнести брату Аркадию драники, в дверь квартиры постучали. Мама открыла дверь. Вошедший пожилой мужчина представился:
- Я из органов. Мне необходимо поговорить с Максимовой Надеждой Харитоновной.
- Разрешите, - и мужчина, не снимая куртки, прошёл на кухню, сел на табурет поближе к столу, осмотревшись, заговорил:
- Извините за вторжение, но лучше так, чем вызывать в НКВД виновницу происшествия. Да и решил я поближе познакомиться, так сказать, в домашней обстановке, с Надеждой Харитоновной. Нам известна её история на Смоленщине и постигшее всех вас горе: гибель семьи Лидии Александровны. Мне не хочется, чтобы ваши соседи узнали, что вашим семейством интересуются органы.
 Мужчина сообщил, что в органы поступил сигнал от некой гражданки о предосудительном общении Надежды Харитоновны с пленными, это категорически недопустимо и грозит большими неприятностями. Во время разговора в кухню вошла Полина и, увидев мужчину, выбежала в коридор. Бабушка пообещала больше не привечать пленных и на этом, казалось, должен был закончиться разговор, но мужчина не уходил и, убедившись в том, что Полины нет в коридоре, прикрыл дверь в кухню и произнёс:
- Эта девица наш добровольный осведомитель, - посмотрел внимательно на ошеломлённых родителей. – Впредь будьте осторожны, и не советую вам избавляться от неё. Ну, а если честно, мне противна моя работа,- посмотрел на удивившихся его словам родителей и, не объясняя причину своей откровенности, распрощался и ушёл.
Родители после состоявшегося разговора долго не могли придти в себя, наконец, мама произнесла:
- Вот откуда «ноги растут!». Вот дрянь! И я должна её терпеть! Ну, уж нет!
- Соня, остынь! Оставим всё по-прежнему, пусть будет так, как посоветовал особист, - решительно произнёс отец. – Наверное, у особиста были основания предупредить нас.
- Как же я раньше не догадалась! – сокрушалась мама. - Теперь понимаю, кто состряпал донос об Иване и благодаря кому Кремлёвы оказались под судом! Оказывается всё просто: Полинка помогала собирать новогоднее застолье в конторе, присутствовала на пирушке и слышала все разговоры!
На кухне установилась гнетущая тишина. Каждый думал о своём. Мама о том, как могла вырасти такая внучка у Михаила, понимающего, что происходит в стране и почему он не смог «вправить» мозги Полинке. Эти «как» и «почему» объяснил маме отец, когда она вслух выразила по этому поводу своё недоумение.
- Соня, вспомни, какими были мы с тобой правоверными и верили всем словам Сталина, всей той околесице, которую ежедневно слышали по радио и читали в газетах – «Кругом враги, одни враги…». Вспомни, какие новости приносил из школы наш сын Аркадий! Вспомни бесконечные лекции о внутренних и внешних врагах! Прозрели мы с тобой лишь тогда, когда репрессивная Сталинская машина подмяла нас под себя! Что же ты хочешь от Полины, которую воспитывает больше система, чем семья?! Так стоит ли Полинку винить в том, что она проявила бдительность достойную Павлика Морозова, чьё предательство родного отца воспевается, как подвиг и ставится в пример детям. Так что оставь Полинку в покое, пусть думает, что мы не знаем об её «подвигах». Бог с ней с Полинкой! Отпадёт в ней необходимость – отправишь её в Крутологово к деду, - отец замолчал и с грустью в глазах смотрел на маму, в задумчивости раскачивающуюся на табурете, вздохнув, заговорил. – Соня, ты же читаешь газеты – «Правду», «Советскую Сибирь» и что за новости из этого чтива узнаёшь?
Мама посмотрела на отца и с усмешкой в голосе сказала:
- Что? Что? А то, что живём мы в окружении врагов разных мастей и поэтому надо уничтожать этих врагов. И тогда день ото дня «жить станет лучше, жить станет веселей!», как говорит великий и любимый вождь всех времён и народов товарищ Сталин.
- Вот, вот, - засмеялся отец. – Давай закроем эту тему и будем жить, будто бы ничего не произошло, не будем травить себя пониманием того, во что «вляпали» народ наши правители, - помолчал. – Всему своё время, - проговорил со вздохом, - и добавил. – Плетью обуха не перешибёшь!

 Так уж устроен человек, какие бы невзгоды не обрушивались на него, как бы тяжело не приходилось ему, по прошествии времени в памяти затушёвываются невзгоды. Лишь иногда, выплывают из памяти размытые временем контуры тех невзгод и оцениваются они совсем не так, как на момент их свершения. Приходит понимание, что не вдруг беда настигла тебя и, оглядев разумом всё, что происходило, сознаёшь, что есть и твоя вина в собственном несчастии и несчастии сограждан томящихся, под гнётом власти. А вина твоя в том, что, испугавшись за своё благополучие, ты не противостоял бесстыдству власть предержащих, подстраивался под их законы, тем и навлёкал невзгоды не только на себя, но и на всё государство. Своей готовностью со смирением принять всё, что ни делается в государстве, ты сам не понимая того, раскрываешь бездну перед народом и самим государством.