Голгофа - 90

 18
 Бабушке из Белоруссии пришло письмо. Обратный адрес объяснил, что письмо из Гомельской области, Кормянского военкомата. Бабушка долго рассматривала конверт с казёнными штемпелями, так и не распечатав, спрятала в шкафчик. Принялась хлопотать по дому, но через некоторое время извлекала конверт из шкафчика. Вздыхала, так и не вскрыв конверт, возвращала на место. Лишь вечером, когда вернулась домой мама, наконец, получившая направление на работу в подсобное хозяйство Военторга и пришёл с работы отец, бабушка передала конверт маме.
- Соня, вскрой конверт. У меня нет сил: боюсь!
 Мама осторожно вскрыла конверт - два листочка бумаги оказались у неё в руках. Пробежав глазами несколько строк машинописного текста одного из листков, мама вдруг зарыдала. Отец забрал листки у мамы и прочитал вслух текст первого листочка.
 Гражданке Максимовой Надежде Харитоновне.
 На Ваше заявление высылаю Вам справку
 о смерти вашей дочери от рук немецких фашистов Артемьевой Л.А.
Райвоенком капитан ………/Гавриков/
 Начальник 1- ой части РВК
 Капитан ………/Курапов/.

По мере чтения отцом этого краткого сообщения бабушка бледнела, потом схватилась за сердце, но не заплакала, а произнесла шепотом:
- А внуки? Что с ними?
Отец молчал, но потом осевшим голосом прочитал второй листок:

 Справка.
Кормянский Райвоенкомат подтверждает, что гр - ка Артемьева Лидия Александровна проживала во время немецкой оккупации в г.п. Корма, Гомельской области, имела связь с партизанским отрядом и за сокрытие активного партизана Веренич на своей квартире, была немцами в апреле 1942 года повешена, дети её расстреляны.

Настоящая справка выдана матери Артемьевой - Максимовой Надежде Харитоновне для возбуждения ходатайства перед известными советскими органами об оказании материальной помощи.
Кормянский Райвоенком
Капитан ………/Гавриков/
Начальник 1 - ой части РВК
Капитан………/Курапов/.

В наступившей тишине, будто сам себе и нам, отвечая, на звучавший в душе каждого из нас возглас бабушки «А внуки? Что с ними?» отец произнёс: «Вот вам и ответ! - и присел к столу.
 Ночью бабушка, стоя на коленях перед иконой, плакала и молилась, прерывая слова молитвы словами: «Господи, за что!?» Мама как могла, успокаивала бабушку, но та продолжала молиться и плакать и так до утра. Нам казалось, будто в доме находится покойник, и вот-вот начнутся его похороны, но покойника не было - на столе лежал вскрытый конверт и две бумажки - вестники несчастья.
 Весь день, то успокаиваясь, то плача тихими слезами, бабушка готовила поминальный стол. Мы с сестрой не пошли в школу: помогали бабушке. На поминальный ужин пришли Левины. За столом взрослые тихо переговаривались и слали проклятья на головы немцев. И сколько я помню бабушку, время не смогло заглушить её горе, она ежегодно в день казни дочери и внуков посещала церковь, ставила поминальные свечи перед иконами, и дома до утра молилась, и слышались слова: «Господи, за что!?».
 С телеграфной скоростью распространился по заводскому посёлку слух о казни немцами тёти Лиды и её детей. У нас с сестрой и наших дворовых друзьях возникло желание отомстить фашистам за совершённое ими злодеяние. Месть пала на пленных немцев, возводивших несколько жилых домов на пустыре. Работали пленные, не спеша, без затяжных перекуров. В полдень приезжала походная кухня и по команде старшего конвоира работа на стройке прекращалась. Пленные выстраивались в очередь к котлу за получением пищи. Мы, разжигающие в себе ненависть к фашистам разными страшными военными историями, никак не могли придумать, как мстить и конкретно кому из немцев, работающих на стройке. Наконец, решение пришло: нужно отравить еду в котле - все и умрут. Нашли отраву: набрали ведро замороженных нечистот в заводском туалете и, подкараулив, когда солдат, прибывший с полевой кухней, оставил без присмотра котёл, вывалили в него содержимое ведра. Разумеется, содержимое котла вычерпали, и, дурно пахнувшая мешанина из картофеля, капусты и кусков мяса несколько дней, пока её не растащили собаки, напоминала о нашей неудачной попытке отравить немцев. Но всё же месть состоялась - немцы в тот день остались без обеда.
 За ужином отец с мамой объяснили нам с сестрой, что не все немцы фашисты и тем более звери, а пленные солдаты - это люди обманутые Гитлером и теперь они расплачиваются за свою глупость и тупость. Мы услышали от родителей, что не всё так просто в жизни: если немец, то он не обязательно враг. Случается – наш советский человек бывает хуже врага.
Родители после таких нравоучений почему-то вспомнили о тридцатых годах, в которые репрессивная «Сталинская машина» прокатилась по нашей семье. Мы с ужасом услышали, что и Гитлер, и Сталин - сапоги одной пары, прошедшей по жизням немецкого и советского народов, с той лишь разницей: Гитлер не воевал со своим народом, а вот Сталин в первую очередь уничтожал свой народ. Отец ходил по кухне из угла в угол и говорил, точно рубил - так резки были его слова:
- Ты только подумай, Соня! Вся страна до сих пор окутана сетью концлагерей! Только подумай, по их местонахождению можно изучать географию страны: они понастроены на Севере, на Урале, в Сибири, в центральной России, в средней Азии, на дальнем Востоке! В них гибнут от непосильного рабского труда тысячи и тысячи ни в чём неповинных людей, наших людей, людей Советского союза! - отец, поперхнувшись от своих слов, пришёл в себя и продолжил. - Не упади в обморок! Мне известно, из опыта своего пребывания в Усольских лагерях на Урале, более десятка мест дислокации, так называемых, «исправительно-трудовых лагерей НКВД». Каким количеством концлагерей засорила страну Сталинская клика, одному Богу известно! Никто никогда не сочтёт! - отец присел к столу, вопросительно посмотрел на нас притихших и, наверное, разгорячённый своим монологом, попросил маму. - Соня, налей водки! - выпил почти полный стакан, помолчал и с новыми силами заговорил. - Из своего опыта знаю, как в случае необходимости может бесследно исчезнуть лагерь. На моих глазах на реке Печоре исчез лагерь вместе со всеми заключёнными и службой охраны. Произошло это после побега группы политзаключённых на одном из плотов строевого леса, которые в навигацию по Баренцовому морю буксировали в Скандинавские страны. Насколько мне известно, - проговорил отец, - СССР подписал какую-то конвенцию о невозможности торговать продукцией, произведённой с использованием рабского труда. Так вот, при разборке одного из плотов, скандинавы обнаружили частью живых, частью погибших советских зеков. Этот случай побега был описан беглецами в небольшой брошюрке, изданной за границей - разразился скандал на международном уровне.
- А как же тебе удалось остаться в живых: ты, кажется, сидел в том лагере!? - спросила мама отца.
- Я принимал участие в подготовке побега, и не только я. Началась гангрена на пораненной топором руке и меня на «списание» отправили в другой лагерь, в котором была больничка. Как безнадёжно больной с личным делом я оказался в руках доктора, такого же зека. В общем, он спас мне руку и как оказалось и саму жизнь. Из больнички своим ходом ушёл я в свой лагерь. Палачи были уверены в своей системе и считали, что такой доходяга, каким был я, если захочет жить - прибьётся к своему стаду. На месте лагеря обнаружил пепелище, вернулся в больничку и рассказал, что лагерь сгорел. Не поверили. Отправили нарочных, меня прихватили с собой со словами: «Если наврал, то там и закопаем». Нарочные ходили по пепелищу и удивлялись увиденному. Конвоиры говорили мне, что я в рубашке родился. Начальство доложило по инстанции о случившемся. «Сверху» запросили список посетителей пепелища, но меня в список не включили - очевидно, благодарность от верхов ждали, а какая может быть благодарность зеку! Через несколько дней все те, кто побывал на пепелище, были вызваны в Усолье в управление лагерями и больше о них никто не вспоминал. Врач больнички мне сказал: «Ты, видно, действительно родился в рубашке. Я все твои документы оформил как надо - теперь ты наш, и помалкивай, откуда прибыл к нам.
А мы лишь Гитлера обвиняем в гибели миллионов наших сограждан! Да, Гитлер виноват в бойне, что прошлась и по нашей стране и по странам Европы! Но, запомни мои слова, никогда при существовании СССР преступления клики ВКП (б) против своего народа не станут достоянием гласности. Если бы миллионы погибших людей по вине сталинских опричников перевернулись бы разом в могилах, то гул бы пошёл по всей Российской земле!
 Отец, наконец, выговорившись, умолк. Сел за стол. Поставил локти рук на столешницу, положил голову на ладони рук, словно в чашу и задумался. Мама с бабушкой молчали. Мы с сестрой сидели с широко раскрытыми глазами и старались понять, как это так – Сталин и Гитлер, одинаковые убийцы и с ними заодно какие-то опричники. В дверях кухни с младшим братом Сашей на руках стояла Полина, и её лицо пылало маковым цветом. Заметив, что на неё посмотрел отец, она ушла в комнату и запела брату песенку про серого козлика. Отец усмехнулся:
- Если кто-нибудь узнает о нашем разговоре, то объявятся «серые волки» в кожаных куртках и останутся от нас «рожки да ножки». Соня,- обратился отец к маме. – Объясни Полине, как сможешь, что мы ничего крамольного о Сталине не говорили, задури ей голову.
- А сам-то о чём думал, когда душу отводил! Думаю, что Полина ничего не поняла из твоих речей, - вроде как отругала мама отца за его неосторожность и одновремённо успокоила. Мама ошибалась: скоро мы узнали, что за «птица» наша Полинка.