Киев. 1880-1892 - 30

 1886 год был вообще богат для Киева драматическими труппами. Кроме товариществ Форкатти и Соловцова, летом того-же года подвизалась еще русская драматическая труппа на "Трухановом Острове". Антрепренером был актер Полторацкий. Труппа эта, в которой впервые выступил в Киеве и Самойлов-Мичурин ("Василия" -- "в Каширской Старине"), была очень слаба и исполняла пьесы, далеко ей не по силам. Г-на Полторацкого, также выступавшего на сцене -- я не помню как артиста, но хорошо помню г-жу Полторацкую, исполнявшую роль королевы Елизаветы в "Марии Стюарт" и помню вот почему: в финале четвертаго акта вместо слов "Я должна подписать этот смертный приговор"!-- она с пафосом произнесла: "я должна подписать этот смертный приговор"! Хорошо, что после этой фразы, но пьесе, опускается занавес. Даже не требовательная публика Труханова острова до того хохотала, что если-бы фраза была сказана во время акта, то несомненно занавес был-бы опущен раньше времени.

 В городском театре с началом сезона 1886--87 г. кроме оперы г. Савин сформировал и драматическую труппу, но она была до того слаба, что публика только диву давалась. Прибавлять, что во время драматических спектаклей в театре царила совершенная пустота -- нахожу излишним. Сколько ни старались все узнать о цели сформирования подобной труппы -- это не удалось; нельзя-же было, однако, думать, что Савин сознательно решился терпеть убытки ради Карцевой и Ленского, стоявших во главе этой труппы. Только впоследствии, с приездом на гастроли г-жи Горевой, секрет сам собой открылся. Так как Савин пригласил на несколько спектаклей Гореву, которая, конечно, не могла-же играть одна, то для необходимаго антуража, им и были взяты некоторые артисты, самостоятельно упражнявшиеся в ожидании прибытия знаменитости, что и свершилось осенью. Успех ржа Горева имела небывалый. Не говоря уже о разных подношениях, высокие ценители драматического искусства, "воскресшего в лице Горевой в Киеве" как выразилась одна местная газета, дошли до того, что в бенефис г-жа Горевой они, по окончании спектакля, заменили в экипаже артистки лошадей и потащили его к гостинице, где жила знаменитость. Было это кажется в ноябре, а когда та-же Горева, спустя только несколько месяцев, вновь прибыла в Киев, спектакли с ее участием уже не делали сборов, а последний спектакль и вовсе не состоялся "по болезни артистки", как гласил анонс. Болезнь эта, как известно, довольно часто случается в наших театрах и главный признак ее -- пустота в кассе, которую и стараются из приличия замаскировать мнимою болезнью. И вот та-же артистка, не задолго до того отвезенная домой не лошадьми, а гонителями искусства, перешла на другую крайность,-- ее уже не отвозили лошадьми, а ей пришлось итти домой пешком! Не подтверждает-ли все это высказанное мною в одном месте мнение, что успех г-жи Горевой исключительно основан был на рекламе; нельзя-же допустить, что в короткое время Крупный талант превратился в бездарность; не вернее-ли, что таланта и вовсе пред нами не было, а одна только беззастенчивая реклама, временно создавшая славу г-же Горевой. Говоря о г-же Горевой, не могу не вспомнить весьма остроумной заметки "Новаго Времени" по поводу реклам этой знаменитости: "умер изобретатель мальц-экстракта г. Иоанн Гофф, успех которого был результатом рекламы",-- писала газета, добавив затем следующее замечание: "Гофф, узнав о нарождении Горевой, которая превзошла его по части реклам, не выдержал и.... умер"!

 Оправившись от "болезни", г-жа Горева, по окончании гастролей в городском театре, выступила один раз в драматическом обществе, где ставились спектакли под режиссерством Чужбинова. Этот спектакль мне памятен по следующему инцинденту: какой-то театрал, желая пооригинальничать, напечатал листки с отзывами, для Горевой далеко нелестными, из "Киевлянина", и рядом выдержки из реклам немецких газет. Листки эти имели быть розданы в одном из антрактов, но полиция, узнав об этом, из гуманности, как выразился дежурный чиновник, чтобы не обидеть артистку, листки эти конфисковал. Чтобы покончить с пребыванием Горевой в Киеве, приведу еще четверостишие Д. Д. Минаева по поводу исполнения артисткой "Медеи":

 "Что за кровавая идее,

 Людьми, собой не дорожа,

 Детей зарезала "Медее",

 Партер зарезав без ножа".