Киев. 1880-1892 - 26

 Одновременно с Киселевским в товариществе Форкатти прибыл в Киев и Николай Петрович Рощин-Инсаров. В этот сезон Рощин-Инсаров выступил впервые перед Киевской публикой в ролях первых любовников. Как и о каждом новом лице и о Рощине-Инсарове собирались справки и вот те немногие данные, которые мне удалось о нем собрать. Рощин-(Пашин) до поступления на сцену состоял в военной службе (в Сумском гусарском полку). Оставив службу в 1882 г., имее от роду 20 лет, Н. Н. Рощин-Инсаров выступил в Москве в качестве любителя в Немчиновском театре, а затем играл, но уже с актерами, в Артистическом кружке, а потом в Пушкинском театре. Рощин имел настолько приличный успех, что его пригласил к себе на службу известный знаток дела П. М. Медведев, у которого он и прослужил уже в качестве заправского актера сезон 1883--1884 года в Астрахани. Летом того-же года Рощин-Инсаров жил в Озерках, там он встретился с И. П. Киселевским, убедившим его сыграть роль Нелькина в "Свадьбе Кречинского" (пьеса шла в бенефис Арди). Рощин имел выдающийся успех и тогда-же Киселевский порекомендовал его г. Корщу в Москву, куда тот и перешел.

 С того именно времени оба наши известные артисты и состоят в тесной дружбе. У Корша Рощин прослужил подряд пять сезонов, в свободное время участвуя в товариществах, совершавших артистические турне по провинции. Первое такое товарищество и было в Киеве в 1885 г летом. Начиная с следующего года организацию товариществ взял на себя H. Н. Соловцов, при чем в поездках постоянно участвовал и Рощин. Сезон 1889-90 г. артист служил в Москве у Абрамовой, а следующий 1890-91 год там-же у Горевой, но сезон не закончил, а переехал в Киев, где участвовал в спектаклях в драматическом обществе. С 1892 и по 1895 г., Рощин служил в Новочеркасске и Ростове, а с 1895 года уже безсменно числится в Киеве в труппе Соловцова. Таким образом Рощин, состоя артистом уже пятнадцать лет большую часть своей артистической деятельности посвятил Москве и Киеву, как в том, так и в другом городе пользуясь любовью публики. Наблюдая Рощина в течении многих лет я не мог не заметить, что при безалаберной жизни и частых увлечениях, столь свойственных впрочем молодости, артист все-же всегда серьезно относился к искусству и замечал я это не только по тем громадным успехам, которые он делал на сцене, но и в исполнении одной и той-же роли: с каждым разом роль выдвигалась им рельефнее и ясным становилось, что исполняя известную роль, он все продолжает ее изучать, старается найти в ней новые перлы, которые раньше не были им замечены. Такое отношение к ролям безспорно свидетельствует как о крупном даровании, так и о серьезном взгляде на дело. Есть у Рощина один недостаток и довольно крупный; явился-ли он по вине артиста или вследствие болезни -- это безразлично; я говорю об органе голоса; этому голосу присуща хрипота. Понятно каждому, насколько такой недостаток должен вредить артисту, но искупается этот недостаток (и давно он уже прощен Рощину) целым рядом крупных достоинств, о которых я только что говорил; производить в сильно драматических ролях впечатление, какое производит Рощин при его недостатке, может только большой артист, к разряду которых я его и причисляю. С Владимиром Николаевичем Давыдовым, ныне артистом Императорских театров, я знаком около двадцати лет. Сценическая карьера- сделана им почти на моих глазах и я считаю нужным прежде всего указать, что делаемый ему некоторыми его товарищами упрек, будто-бы он, вследствие повышений по сцене, меняется и как человек, лишен всякого основания; каким я знал его при начале деятельности, таким он остался и поныне: прост и мил в обращении, весел в компании и серьезен в деле. Правда, ему присущ один недостаток, но от него не избавлен почти никто из сценических деетелей. Недостаток этот -- покровительство, оказываемое им по сцене симпатичным ему лицам, по таланту далеко не заслуживающим этого покровительства. Из желания выдвинуть таких лиц, Владимир Николаевич не останавливается ни перед чем: он не только готов приносить материальныя жертвы, но нередко ставит себя в неловкое положение, принимая на себя, ради ансамбля, роли далеко не соотвествующия ни его таланту, ни его амплуа. Особенно это сказывалось в последние годы, когда Владимир Николаевич участвовал в артистических турне по провинции. Быть однако слишком строгим не приходится: артист вместе с тем и человек и ему, конечно, не могут быть чужды увлечения, присущия каждому смертному. Вне этого недостатка я считаю Владимира Николаевича одним из симпатичнейших людей, каких я когда-либо видал в театральном мире. Часто встречаясь с ним в течении многих лет и при встречах этих всегда проводив более или менее продолжительное время, я имел много случаев убедиться, на сколько человек этот от природы награжден крупными достоинствами и успел заметить в характере его массу симпатичных черт.

 Насколько Давыдов, как артист, любим публикой -- мне говорить не приходится; я не знаю такого города, где-бы появление этого артиста на сцене не было восторженно приветствовано. Особенными симпатиями Владимир Николаевич пользуется в среде молодежи. Я помню такой случай. Летом 1894 г. Владимир Николаевич был в Одессе во главе товарищества артистов, подвизавшегося в городком театре. После какого-то спектакля мы отправились в городской сад послушать цыганское пение (там гостила Шура Молдованка). Владимир Николаевич, как большой любитель цыганских песень и недурной их исполнитель, заслушался пения, а затем, перейдя в кабинет, и сам принял в нем участие. Просидели мы до трех часов утра, а когда возвращались домой, то увидели в театральном переулке громадную толпу, человек в двести. Убежденные, что произошло какое-то крупное событие, мы быстро направились к толпе и что-же?-- оказалось, что вся эта толпа, исключительно молодежь, собралась с целью дождаться открытия кассы, чтобы захватить билеты на спектакль с участием Давыдова. Простоять на улице целую ночь с целью достать билет на спектакль -- не лучшее-ли это доказательство симпатий к артисту? Владимир Николаевич, узнав в чем дело, сильна смутился, а когда молодежь, увидев его, стала устраивать ему овации, он до того растерялся, что ничего не мог отвечать и только кланялся. Прошло с четверть часа, толпа все росла, появились полицейские; из окон смежных с театром домов стали выглядывать заспанные лица, видимо встревоженные столь необычным в такое время шумом и успокоить всю эту толпу удалось тогда, когда Давыдов дал обещание до открытия кассы взять к себе все билеты галереи и купонов для раздачи прибывшим к театру поклонникам, фамилии которых я и помог ему записать!

 Я уже упомянул, что в числе артистов, прибывших в товариществе Форкатти, находился и Анатолий Шмидгоф, сын известного в свое время в провинции артиста -- Максимилиана Шмидгофа. Всегда веселый, живой, остроумный, Анатолий во всем почти напоминал своего отца; как и отец, и он оказался артистом на все руки: недурным актером, прекрасным танцором, недюжинным музыкантом, автором многих романсов, исполнителем характерных сцен из театрального быта и проч.. Романсы Анатолия Шмидгофа одно время пользовались в Москве громадным успехом (особенно памятен мне романс "Молча ты страдаешь", посвященный артистке Кошевой). Когда товарищество разстроилось,-- Шмидгоф, оставались в Киеве, перешел в парк "Эрмитаж", где участие его привлекало постоянно массу интеллигентной публики, обыкновенно там отсутствовавшей.