Популярная литература в середине XVIII века - 6

 Устроившись со службой, Болотов с жадностью принялся за книги; по совету приятелей, он прежде всего взялся за романы, чтобы освоиться со всеми особенностями немецкого языка и, привыкнув читать с полным вниманием, без затруднений перейти к серьезной литературе. Он просиживал за романами все свободное время в течение целого года и перечитал за это время все известнейшие беллетрические произведения, немецкие и переводные. Число их было так значительно, что Болотов не записывает никаких заглавий, а сообщает только результат своего знакомства с ними, внося сюда кое-какие мнения из позднейшей эпохи своей жизни, когда, отделывая свои записки, писал статью, оставшуюся в рукописи, "Мысли о романах". Подобно Дмитриеву, он старается опровергнуть мнение, что чтение романов может принести вред: "Ум мой наполнился множеством новых и таких знаний, каких он до того не имел, а сердце -- нежными и благородными чувствованиями, способными не преклонять, а отвращать меня от пороков и худых дел... Второю и не менее важною пользою, полученною мною от сего чтения, можно почесть ту, что я, читая описываемые происшествия во всех государствах и во всех краях света, нечувствительно познакомился гораздо ближе со всеми оными, а особливо -- со знатнейшими городами. Я узнал и получил довольное понятие о разных нравах и обыкновениях народов и обо всем том, что во всех государствах есть хорошего и худого, и как люди в том государстве живут и что у них там водится. Сие заменило мне весьма много особливое чтение географических книг и сделало меня с сей стороны гораздо более знающим. Не меньше понятия получил я и о роде жизни разного состояния людей, начиная от владык земных, даже до людей самого низкого состояния. Самая житейская светская жизнь во всех ее разных видах и состояниях и вообще весь свет сделался мне гораздо знакомее!.." Вот какое широкое развивающее значение приписывали романам читатели прошлого века! Хотя тогдашние романы находили излишним верное воспроизведение действительной жизни, но и они, как газеты в пансионской программе, знакомили внимательных читателей с местностями и государствами, с событиями и обычаями общественной и домашней жизни; иногда указывали на исторические эпохи, на их деятелей, придавая им и некоторые характерные оттенки. По содержанию тогдашние немецкие романы были довольно разнообразны. В среднем кругу еще ходили по руках старинные произведения вроде "Аргениды", где под вымышленною обстановкой рисовались современные государства, и еще более смешанные произведения, известные под названием государственно-любовно-героических историй. Наряду со старонемецкими комическими романами встречаем строго поучительные и даже просто учебные, как указанный Геттнером "Островитянский Мандарель, или Географическо-историческо-политическое описание всех островов земного шара". Среди современных романов исключительно нравоучительного направления выделялась группа робинзонад, подражаний "Робинзону Крузо" Дефо; но они значительно отличались от своего английского первообраза; последний, устраивая собственными средствами вокруг себя отдельный мирок, все-таки очень близок к родному, хотя и далекому от него обществу; немецкие робинзоны отрываются от человечества, устраивают невозможные фантастические республики и наслаждаются полным спокойствием вдали от тревог и горестей мира.

 Несколько далее Болотов говорит в записках: "Многие и разные еженедельные сочинения, издаванные в Германии в разные времена, попавшись мне также в руки, помогли не только усилиться во мне склонности к нравоучению, но познакомили меня и с эстетикой, положили основание хорошему вкусу и образовали во многих пунктах ум мой и сердце". Эти нравоучительные издания появились в Германии под влиянием английских Зрителя, Опекуна и др. Они были литературным достоянием средних классов, по словам Бидермана -- "органами проснувшегося мещанства". Немецкие моральные издания отличались от английских большею узкостью и мелочностью содержания; они преподавали сухую общую мораль, педагогические наставления, помещали на своих страницах разные трактаты о дружбе, добродетели и проч. Касаясь домашней жизни, издатели входили в самые мелочные, даже смешные подробности; писали статейки о курении табаку, об игре в карты, о нарядах и манерах; но несмотря на это, моральные издания долго были любимым чтением многочисленной публики и выходили до последних годов XVIII века. В них затрагивались в самой популярной форме серьезные и интересные вопросы о религии и нравственности, о добродетели и пороках; как и в Англии, эти моральные издания в религиозно-философских вопросах составляли оппозицию философии свободных мыслителей и поучали о гибельности вольнодумства.

 Надоумив Болотова приняться сперва за романы, немецкие канцеляристы не сумели посоветовать ему, что делать дальше. Русские сослуживцы предлагали почитать некоторые нравоучительные сочинения, вроде "Нравоучительных размышлений" гр. Оксенштирна, но эти последние не очень понравились мемуаристу, а романами он начинал пресыщаться. Случай вывел его на новый путь, натолкнув на одно из сочинений Зульцера, немецкого мыслителя-эстетика: "Moralische Betrachtungen Эber die Werke der Natur", в русском переводе: "Разговоры Сульцера о красотах естества". Писать о природе в немецкой литературе начали тоже под сильным влиянием английского дидактического направления, и особенно Попа. В своей книге Зульцер проводит те же мысли, что и Поп в своем "Опыте о человеке", но слабо, искуственно, расплываясь в смешных подробностях; он почтительно преклоняется пред своим авторитетом и иногда цитирует его. Ввиду близкой связи между обоими авторами необходимо несколько коснуться "Опыта".

 В свое время это произведение Попа пользовалось уважением и среди ученых специалистов; так, у нас проф. Рихман (убитый молнией) задавал ученикам переводить его отрывками. "Опыт" был переведен в 1757 году питомцем Академии наук, Поповским, и выдержал очень много изданий. Переводчик признавался, что некоторые места французского экземпляра были ему "не весьма вразумительны"; тем не менее в предисловии очень высоко ставил Попа как философа, высказывая вообще требования современного общества; "Ему были отверсты всех божеских и человеческих вещей познания; он проникал остротою разума в самые тонкости метафизики; только не так, как прочие философы, кои о безполезных и непонятных совсем вещах поднимают неугомонные споры. Попа не ввязывался решать и доказывать такие непостижимости, но то только, что никакому сомнению не подвержено, что знать человеку надобно и что к истинному его благополучию служит, представлял и учил удобопонятнейшими изображениями". Люди, не подготовленные к чтению научных и философских книг, но интересующиеся литературой, увлекались прекрасно изложенными взглядами на вселенную и Творца, на силу добра и зла, на цель науки и, легко усваивая популярный пересказ, иногда воображали себя способными подражать ему. Так, живой юморист Данилов, читавший Монтеня и отрывки из Декарта, под сильным впечатлением поэмы Попа начал размышлять над мировыми вопросами и написал по этому поводу четыре "Письма к приятелю".

 В первом письме своего "Опыта" Поп осуждает тех, которые почему-либо дерзают негодовать на Бога. Люди знают только самую малую часть света и, по слабости разумения, не могут охватить миросоздания в целом; они не могут рассуждать о том, что в сущности добро и зло, так как то, что худо для одного, может оказаться полезным многим. Божественный промысел самые недостатки людей, без сомнения, обращает на общую пользу мира. Следующее письмо поучает, что человеческая премудрость заключается в познании самого себя. В человеке действуют два основные начала -- разум и самолюбие; они даны от Бога и потому не носят в себе зла. Все, созданное Богом, справедливо. Погрешности и ошибки происходят от слепоты человеческой и вовсе не нарушают красоты и гармонии мира; существование их естественно и обращается на пользу общего. Далее Поп говорит об обществе и находит, что любовь к себе и ближнему одинаково подвигает к заботе об обществе. "Любовь к себе и ближнему и к Богу, соединясь в одно, являет нам дорогу, как в счастье ближнего свое изобрести и, охраняючи других, себя спасти". Что касается вопроса о счастье, то, по мнению Попа, здоровье, красота, благородство и прочее не могут быть источником счастья; они шатки, изменчивы и неравно распределяются. Бог уготовал людям только один путь к счастью -- это добродетель; в ней одной истинное благополучие, для всех единое и общее. Вообще, наш мир -- лучший из миров; в нем царствуют единство, связь, подчинение в целой гармонии; естественное зло в нем неизбежно, но оно нисколько не портит целого. Все, что существует, справедливо.