Популярная литература в середине XVIII века - 5

Сословные взгляды прошлого века, быстро перенятые и крепко укоренившиеся у нас, еще резче высказываются в другом романе Прево: "Маркиз Г.", в подлиннике "Les memoires d'un homme de qualite". Тут все действие вертится на обязанностях, соединенных с благородством, и беззастенчиво, будто бы во имя нравственности, восхваляются самые извращенные понятия и людские отношения. Герой романа Г., одаренный от рождения философскими способностями, был очень знатного происхождения, но воспитался в бедности, так как отец его женился, против воли деда, на бедной и незнатной девушке и за то лишился наследства. Автор ясно намекает читателям, что неравный брак отца и его ослушание родителям отзываются рядом несчастий на потомстве. Г. много странствует, попадает в плен в Турции, а оттуда бежит в Европу. Несчастья делают его религиозно-созерцательным философом; он стремится в монастырь; но просьбы знатного друга юности сделаться наставником его сына, маркиза, отвлекают героя от монашества. Г. много путешествует с юношей по Европе, поучает его добродетели и спасает от пороков. С педагогическою целью он вводил воспитанника даже в низший круг общества. "Таким образом, -- рассказывает ментор, -- составляли мы изрядную мещанскою беседу, в которой хотя не видно было тонкостей придворных, однако знания и разума в обхождении не недоставало". Когда Г. нашел, что довольно влил в маркиза знаний, дабы он мог сделать различие между этим обществом и знатными господами (сословий ниже мещанского, по-видимому, вовсе не признавалось), он представил его ко двору. Отец маркиза без колебаний разрешал сыну жениться на бедной аристократке, говоря: "Я сам всегда тех мыслей был, что достоинство и род должно предпочитать богатству и знатным чинам". В Англии Г. возмущается тем, что знатные люди на народных гуляньях преспокойно смешиваются "с самою подлостью"; "это они почитают частью того, что своею вольностью именуют", иронизирует он. Добродетельный ментор подглядывает за своим питомцем, перехватывает и читает его письма, включая это в число своих педагогических обязанностей. Он сам переодевает своего юного племянника в женское платье, чтобы ознакомить его с женским монастырем. Юный маркиз, по смерти знатной невесты, влюбляется в родственницу наставника, низкого рода. Но энергичный Г. выдает девушку насильно за первого встречного, чтобы избавить маркиза от покушений на неравный брак. Юноша в ярости убивает новобрачного и увозит свою Надину. Отец, ввиду скандала, разрешает сыну жениться, с тем условием, что Надина должна добровольно уйти в монастырь, когда ее мужу представится подходящая аристократическая партия. Мучительные меры дяди доводят Надину до того, что она отталкивает жениха и уходит в монастырь до свадьбы, а ментор-герой торжествует и умиляется твердости, с какою она приносит себя в жертву.

 Русской публике так занимательно и приятно было слышать из уст идеальных философов подтверждение и пояснение до того только смутно воспринимаемым понятиям, что на этих романах воспитывалось не одно поколение нашей молодежи. Державин наслаждался ими одновременно с Болотовым; даже бойкая субретка-резонерка комедии Екатерины II "О, время!" зачитывается "Клевеландом". Баснописец Дмитриев, принадлежавший к следующему поколению (родился в 1760 году), восторженно относится к ним. "По этой книге, -- говорит он о "Маркизе Г.", -- я получил первое понятие о литературе: читая, помнится мне, в третьем томе описание ученой вечеринки, на которую маркиз и его ученик приглашены были в Мадриде, в первый раз я услышал имена Мольера, Буало, Кальдерона и т. д., критическое о них суждение и пожелал с ними познакомиться... Чтение романов не имело вредного влияния на мою нравственность. Смею даже сказать, что они были для меня антидотом противу всего низкого и порочного. Похождения Клевеланда и маркиза Г. возвышали мою душу. Я всегда пленялся добрыми примерами и охотно желал им следовать".

 Однажды Дмитриев ехал с братом в коляске, и оба они молчали; вдруг ему пришло в голову: отчего такое молчание? "Помню из книг, что молодой маркиз дорогой рассуждал в коляске с своим наставником, барон Пельниц -- со своим сыном и т. д. Отчего же никакие предметы, никакой случай не возбуждают во мне размышления? "Конечно, оттого, думал я -- что они были умнее"". Болотов имел наивность не оглядываться на свои способности и упорно начал бы в этом случае подражать умным рассуждениям знаменитых героев-философов.

 С "Клевеландом" в дорожной сумке Болотов приехал в Кенигсберг, уже дорогой намечтавшись об его книжных магазинах и библиотеках, где он рассчитывал всласть начитаться. Уровень тогдашней германской культуры был уже значительно высокий. Еще с конца XVII века наука стала понемногу выходить из неподвижности и выводить умы из замкнутости в богословском мировоззрении. Просветительное движение в западных государствах началось раньше, и ход его был уже намечен. "Подражание чужеземному, -- говорит Геттнер, -- составлявшее величайший вред для Германии", было вместе с тем и основанием ее спасения... Взгляд, раз привыкший обращаться на другие страны, не мог наконец не увидеть и той свободно мыслящей философии, которая быстро развивалась в Голландии, Англии и Франции. Декарт, Локк и другие приобретают и в Германии многочисленных приверженцев.

 Это просвещение было ни возрождением, ни возвращением к какому-либо светлому направлению из исторического прошлого; то было вполне новое движение. Просвещение в XVIII веке пошло вширь, захватывая в круг умственной жизни значительные массы общества. Новая школа сблизила науку и просвещение с общественною жизнью, делала их общедоступными. Около половины XVIII века средний городской класс получает свою популярную литературу, отвечающую его умственным потребностям. По примеру Англии, появилось множество периодических изданий, так называемых моральных, нравоучительных, где касались всех сторон общественной и семейной жизни: затем появилась масса подражательных и самостоятельных романов занимательного и поучительного содержания. Люди старого закала косились на новое направление: "Знания, почерпнутые из учебников и популярных изданий, не создадут, -- говорили они, -- ни одного порядочного ученого, а толпу недоучек". Но новые мыслители находили, что в жизни во всяком случае приятнее и полезнее иметь дело с человеком, чему-нибудь учившимся, чем с невеждой. Вольф и Готтшед особенно много сделали в этом отношении. Горячая борьба науки с исключительно богословским направлением охватила все университеты; в этом просветительном движении принимали участие богатые торговые города Германии, а среди них Кенигсберг занимал почетное место; он рано сделался рассадником освободительного направления и одним из центров умственной жизни.

 С воцарением Фридриха II Пруссия перестала отставать от Южной Германии. Энергично покровительствуя науке и литературе, Фридрих вместе с тем искусно вводил порядок во все отделы своей администрации. Круг, с которым Болотову довелось войти в сношения, -- прусское чиновничество -- был поставлен гораздо лучше, нежели в остальной Германии. Произвол и злоупотребления высшего сословия сдерживались журналистикой, грозившею разоблачениями и покровительствуемою самим королем ради политических целей. Осмеивая пустую напыщенность и бестолковое подражение французам в дворянской среде, Фридрих, однако, всегда и всюду оказывал предпочтение дворянам. Он полагал, что в этом сословии более развиты умственные способности и чувство чести, чем в других классах; так, в офицеры производились почти исключительно дворяне, которые одни только и были принимаемы в кадетских корпусах.