В Кенигсберге - 7

 В конце 1760 года Корфа сделали петербургским полицмейстером, и с его отъездом в Кенигсберге стало гораздо тише. Его заменил В. И. Суворов, отец фельдмаршала, скромный, трудолюбивый служака; при нем о дворе, представительстве, балах и маскарадах не было и помину. Он сам жил очень скромно и все кругом поставил на такую же ногу. Столы для служащих прекратились; изредка у строгого губернатора обедывали почетные лица города да бывали вечеринки, когда к нему приехали дочери. В канцелярии все пошло иначе. Суворов-отец вставал также рано и вел такую же деятельную жизнь, как его сын, в два часа пополуночи он бывал всегда одет, и всякий мог его видеть; в четыре часа утра чиновники приходили в канцелярию и работали гораздо усидчивей, зато все нужное делалось разом, никого не гоняли по-пустому; по праздникам и вечерам все были свободны. Новый начальник знал дело и службу и сам во все вникал. Корф запустил финансовую часть, усиленно любезничал с пруссаками. Еще при Ферморе было заметно, что содержание армии своего короля стоило Восточной Пруссии дороже русской оккупации[1]. При Корфе с завоеванных амтов [Административные единицы в Восточной Пруссии. - Примеч. ред.] получали до двух миллионов талеров в год; из них один миллион расходился на местные нужды. Увеличение доходов стало главной задачей Суворова. Над немецкими камерами был устроен строгий контроль; губернатор не доверял своим советникам немцам, и, по свидетельству Болотова, почтил особым доверием его, скромного трудолюбивого переводчика, вызывал его к себе в кабинет и писал с ним наедине самые важные бумаги. В результате его короткого управления доходы с прусского королевства увеличились на целый миллион[2].

 Погруженный в то время в свои книги и философские беседы, наш автор бросает такие любопытные замечания о ходе дел в Пруссии вскользь и между прочим; совсем не упоминает о том, как относились местные люди и немцы-чиновники к строгому русскому генералу, прорывалось ли их неудовольствие, случались столкновения? Впрочем, правление Суворова продолжалось не долее года; не успели русские обитатели Кенигсберга успокоиться от волнения, произведенного известием о смерти императрицы Елизаветы Петровны, -- как ему приказали сдать дела П. И. Панину и ехать в Россию. Служащие с грустью проводили дельного начальника. О Панине, новом возвышавшемся вельможе, записки говорят кратко и неопределенно; автор их был теперь слишком увлечен указом о вольности дворянства, перспективой легкой отставки и свободной деревенской жизни, чтобы быть внимательным к тому, что делалось вокруг, да вскоре затем он был формально вызван в Петербург; Корф без его ведома назначил его своим флигель-адъютантом.