Походы Апраксина - 2

 Болотов был чужд своей обстановке, условиям военной жизни, не мог правильно судить о них и потому был недоверчив к тем, от кого они зависели. Когда человек очень дорожит собой, неспособен на самопожертвование и к тому же скорбит об угрожающей его разрушительной деятельности, вопросы "почему?", "для чего?" чрезвычайно обостряются в его мозгу. Он жадно прислушивается к обычным пересудам распоряжений сверху и военных действий в среде товарищей, и мнительность побуждает его критиковать своих командиров с озлоблением; ему кажется, что они на каждом шагу подвергают его то излишним опасностям, то напрасным трудам, то не сумеют воспользоваться плодами этих трудов. Фельдмаршала Апраксина, с которым сделал весь первый поход, мемуарист разносит в пух и прах; но достается и его преемникам, хотя при них критик мирно жил в Кенигсберге и мог судить только с чужих слов. Итак, приступая к эпохе Семилетней войны в записках, следует помнить, что расказ ведет кабинетный книжник и сельский хозяин, человек мирного порядка, ненавидящий разрушение и истребление.

 В письмах о походе особенно заметно, что автор старался обработать свои записки в целое литературное произведение; в основание он положил, вероятно, тот короткий журнал[1], который начал вести с выступления в поход, и многое дополнил по памяти; рассказы очевидца здесь перемешаны с выписками из немецких газет и реляций о том, что в это время происходило на других театрах войны; все, касающееся до войны, сгруппировано вместе. Он начинает говорить об этом событии только с наступления походных сборов и тут прибавляет, что слухи о войне давно уже волновали армию; он не касался их в предыдущих письмах, очевидно, желая расположить материал своих записок в известном порядке.

 По словам Болотова его полк принадлежал ко второй дивизии, как тогда выражались, состоявшей под командой генерал-аншефа Василия Абрамовича Лопухина, в бригаде генерала Вильбуа; первой дивизией командовал сам Апраксин, а третьей -- Фермор, направленный другой дорогой к Мемелю. Но, по Масловскому Лопухин командовал в начале похода первой дивизией или левой колонной, а вторая, правая колонна, шла под непосредственным начальством Апраксина; дорога же, по которой двигалась колонна Лопухина, вполне совпадает с местечками, какими шел полк Болотова; вероятно, мемуарист перепутал первую со второй дивизией. О Лопухине он говорит как о своем командире: это был самый любимый начальник в армии; при замечательной личной храбрости он обладал уменьем обходиться с солдатами, говорить с ними, вовремя награждать и поощрять; человек родовитый и независимый, с огромным состоянием, он не стеснялся награждать золотыми из своего кармана; как командир держался лицом самостоятельным, не дрожал перед петербургскими стратегами-фаворитами, окружавшими императрицу. Между Фермором и прочими немцами, ловко делавшими свою карьеру, и тяжелыми на подъем русскими эта личность выделялась особенно выгодно; и автор невольно оттеняет общего любимца, вспоминая вслед за ним второго начальника Вильбуа, строгого в дисциплине, надменного, чуждого солдатам иностранца, к тому же необходительного и крайне вспыльчивого. У Ковно произошло новое деление колонн; Архангелогородский полк перешел от Лопухина к генерал-аншефу Брауну, в бригаду Верха. Оба командира не играют никакой роли в повествовании; автор был слишком мало военным человеком, чтобы интересоваться далекими от него и бледными личностями начальников.