Военная служба - 3

 За очень немногими исключениями, все почти офицеры и сержанты полка были из дворян; только немец Миллер считался мещанином; русских офицеров из низших сословий Болотов не указывает. Полковые дела и порядки по службе велись в Архангелогородском полку довольно просто и патриахально; как и в других полках, они зависели от личных свойств командиров. Полковник Планта и француз генерал-майор были добряки и справляли свое дело, не мудрствуя лукаво, не вступая в близкие отношения с подчиненными, так как не понимали по-русски. Вернувшись из отпуска, какие довольно часто получал, не в пример прочим, через всесильного Зеллера, Неклюдов поднес деревенские гостинцы полковнику и его фавориту переводчику. Болотов стыдливо умолчал о свойстве этих приношений, но его смелый и остроумный современник Данилов свидетельствует, что полковой секретарь за продолжительный отпуск брал с богатого офицера до 12 душ крепостных, а полковой писарь за прописку паспорта -- по одной душе; это дорогая канцелярская такса; за нею следовали бесчисленные подачки во все протягиваемые руки.

 К новому сержанту-сироте полковник отнесся довольно жалостливо и обласкал его. Вместо экзамена он поговорил с юношей немного по-немецки, посмотрел его тетрадки с чертежами по геометрии и фортификации, сделал вид, что понимает по-русски, и вернул, похвалив их чистоту; этим формальность была выполнена; от сына бывшего командира ничего больше не потребовали.

 Незаметно, чтобы людей неволили работой в этом полку; о тяжелых временах Миниха, когда находили нужным морить людей на одной верховой езде, остались одни воспоминания; тогда "почитали оную верховую езду за солдатскую исправку и крепость, дабы скакать день и ночь, суток 10 не спать, чего слабые люди не могли вынести, получали чахотку, лишались вовсе здоровья и даже жизни", писал Данилов. При Елизавете продолжительный мир побаловал служилое сословие; гвардейцы из дворян[1] езжали на караулы в бархатных шубах с муфтами, а слуги на запятках держали шпаги и форменные шапки своих господ. Курьеры не скакали верхом, а мчались в повозках, проезжая тоже пространство быстрее и здоровее прежнего. Сильно облегчившаяся с эпохи преобразований служба стала еще легче.

 На сержанта Болотова не возложили никаких обязанностей, приказали только состоять при квартирмейстерских делах, то есть позволили жить с зятем, квартирмейстером и ничего не делать. Мемуарист с удовольствием вспоминает это время и беззастенчиво высказывает по этому поводу весь тот просвещенный эгоизм, который составлял прочную подкладку его обычному душевному равновесию и примерному добронравию. "Ибо через то избежал я опять несения сержантской своей и многотрудной должности, не был принужден ехать в роту, стоять в каком-нибудь латышском рею, жить с солдатами вместе и угождать во всем своенравию своего капитана..." "У меня была собственная моя коляска", -- описывает он далее свои полковые походы, -- "трое людей (повар, лакей и дядька), а сверх того, верховая лошадь, почему и не имел я ни в чем никакой нужды и не нес никакой должности, а ехал себе в прохвал в своей коляске, между тем как прочие трудились и несли службу". То же самое, если не худшее, могли сказать про свою службу и многие из его полковых товарищей; честнейший из них, капитан Мышецкий, находил возможным ровно ничего не делать; Неклюдов тянул лямку как попало, стараясь почаще возвращаться к своему хозяйству и по возможности не упускать своих выгод и на службе, делил командировки на выгодные и невыгодные и принимал последние как немилость начальства, от которой не мог откупиться.

 Вообще офицерам и привилегированным в Архангелогородском полку жилось недурно, нужно полагать, лучше и веселее, нежели в глубине и на востоке России. Войска давно уже скучивались на прибалтийской украйне ввиду тревожных подвигов скоропалительного короля Фридриха II; товарищи-однополчане жили недалеко друг от друга, часто сближались с другими полками, съезжаясь на шумные лагерные сборы и маневры. Офицеры побойчее и пообщительнее обзаводились знакомствами среди помещичьих семейств, густо заселявших весь край своими мызами. Наши военные, судя по их отзывам, ничего не имели против стоянок в балтийских провинциях. Почтенный майор Данилов, избалованный службой в столицах, остался очень доволен обходительной приветливостью рижан и находил, что там прекрасно принимают русских офицеров.