9. Большая пресса
Долго брожу по городу без дум, без желаний. Боюсь итти домой.
Жена не выдержит тяжкого удара. И вдруг в моем сознании появляются мысли о Немировиче-Данченко.
Этот человек мне поможет. Он такой жизнеобильный, здоровый, красивый и, наверно, добрый.
В адресном столе узнаю, где он живет. Нахожу: отель «Англеттер». Швейцар велит мне подняться на второй этаж. Там в седьмом номере живет известный писатель.
Стучусь.
Номер состоит из двух комнат. В первой, куда попадаю, стоит большой письменный стол, украшенный мраморными и бронзовыми вещами. Шкаф с книгами, красивая шифоньерка, наполненная дорогими безделушками, ковер во всю комнату, мягкая мебель, плюшевые драпри, — все это производит на меня огромное впечатление.
— Здравствуйте, дорогой мой, — весело приветствует меня Василий Иванович.
Он входит в кабинет, заглядывает в длинненькую алфавитную книжку и продолжает:
— Очень рад вас видеть, Алексей Иванович.
У меня, вероятно, довольно глупый вид — не перестаю улыбаться и кланяться.
— Вы что пьете? Кофе или чай?
Бормочу слова благодарности и кланяюсь.
Лакей на серебряном подносе ставит на особый столик два стакана чаю в серебряных подстаканниках.
Украдкой бегаю глазами по мощной фигуре Немировича-Данченко и не могу налюбоваться. Он очень красив в этой оранжевой венгерке с черными жгутами на выпуклой груди. Темные и немного жидкие волосы причесаны в виде пера. Но краше всего окладистая, раздвоенная борода.
— Большое вам спасибо за ваши очерки, — говорит хозяин, — я прочитал их с большим вниманием. Они меня, — продолжает он, — до того вдохновили, что я написал повесть «В дудке». Сейчас подарю вам эту книжку.
Василий Иванович быстро, по-молодому встает, подходит к книжному шкафу, берет книжку.
— Вот вам на память. Я использовал вашу терминологию… Сознаюсь откровенно… Но ведь это же пустяки…
Я смущен до крайней степени. Становится жарко. Соображаю с большим трудом. Не понимаю, что такое терминология. Но убежден, что ничего плохого в этом нет.
Простота обращения этого человека успокаивает меня и понемногу-начинаю осваиваться. Кстати рассказываю ему о своем сегодняшнем посещении Скабичевского.
— Он дурак, — говорит Немирович-Данченко, двумя пальцами расправляя бороду. — Давно из ума выжил… Не понимаю, зачем так долго жить на свете… Впрочем, погодите — сейчас все устрою.
Василий Иванович снова садится за письменный стол и на своей визитной карточке пишет рекомендацию.
— Вот, подите в газету «Новости» и передайте от меня Нотовичу вот эту карточку. И все будет сделано.
Благодарю, краснею и окончательно запутываюсь в собственных мыслях.
— Ну, что вы… Такие пустяки, — повторяет писатель, провожая меня до самых дверей.
Надолго запоминаю ласковый блеск его глаз и крепкое дружеское пожатие руки.
Свободное копирование
