Позднею же осенью и в начале зимы вся тетеря сваливалась обыкновенно в лес, и охота уже производилась с подъезда, пока не углубеет снег, на особого устройства подъездных санках, которые делаются на широких полозьях без отводов и на высоких копыльях.
В первых числах сентября, пока нет снега, неподалеку от Сузуна по Кусковской дороге мне не один раз случалось ездить рано по утрам, еще до света, за глухарями. Тут они в это время вылетают на самую дорогу и бегают по песку. Вся штука заключалась в том, чтоб ехать потихоньку, а завидя или вспугнув глухарей, тотчас перейти на шаг и подъезжать к тем, которые сидят по опушке леса. Конечно, стрелять приходилось из винтовки, потому что осторожная птица всегда садилась на самые верхушки больших сосен.
Все это я говорю коротенько, потому что вся эта интересная охота была уже описана мною в жур. "Природа и охота" за 1884 г. в статье "Подъездная охота", а потому повторять ее не буду.
Скажу лучше, как приехал ко мне однажды Павел и звал к себе в Мыльниково пострелять тетерь из-под лаек, но я отказался на том основании, что ехать туда все-таки далеко, а вблизи Сузуна и без того хорошая подъездная охота.
Павел, закусив и напившись чаю, не торопился домой и засиделся, а потому мы, конечно, вдоволь наговорились, и я между прочим спросил его о том, что, вероятно, он знает разные заговоры от того, чтоб злой человек не портил охоты или ружья. Я спросил об этом серьезно и нарочно келейно, чтобы задеть слабую струнку всякого истого сибирского охотника, который непременно отчасти суевер и потому верит в разные порчи и заговоры.
-- Дак ведь нам, барин, без этого никак нельзя. Для того, тово-вонако, у нас и охрана такая есть, -- сказал он тихо.
-- Какая такая охрана?
-- Да такая, значит, молитва, чтоб охраняться от всякого недоброго человека.
-- А ты ее знаешь?
-- Как не знать -- знаю. Меня, значит, старики наши учили этому -- ну, я и запомнил.
-- Что же, ты читаешь эту молитву, когда отправляешься на охоту?
-- Дак как не читать -- читаю, значит, про себя; а то ведь, барин, всяки люди есть. Новой (иной) подлец плевка не стоит, а, тово-вонако, на каку пакость, так первый человек по своему ехидству.
-- Так ты, Павел, скажи и мне эту молитву, а я запишу да и выучу.
-- Изволь, изволь, барин, скажу; пошто не сказать, ведь это не худо какое, а ты же и помоложе будешь.
-- А разве не все равно, моложе или старше?
-- Нет, не все едино. Вот будь ты постарше меня годами, я уже тожно тебе не передам; а то, значит, тебя-то охраню, а у самого девствовать не станет -- вот оно какое это дело-то! Надо, тово-вонако, говорить правду. Вот и тебе, барин, когда доведется, старе себя не передавай, а то все себе дело разтотманишь.
-- Ну ладно, понимаю! Так ты говори, только не торопись, а я запишу.
Павел огляделся во все стороны и, видя, что мы одни, нагнулся к письменному столу и тихо, слово за слово продиктовал мне такую охрану.
-- Вот, барин, и все! -- сказал Павел и утер полой с лица пот.
-- Ну, брат, и охрана! Это уж действительно на 77 жил и в 77 суставов!.. Так насквозь и хватает. Она и тебя до поту добила!.. Этакую и не выучишь.
-- Ну, да сколь долга?.. Вот я и не грамотный, да затолмил.
-- То-то, поди, и зубрил целую неделю?
-- Нет, барин!.. Она, тово-вонако, как-то скоро далась мне. А то вот есть и другая, коротенькая; дак эта больше от своей думы, а либо глаза; а то ведь случается, что и сам себя изурочишь.
-- Ну так ты скажи уж и эту.
-- А вот пиши! -- И Павел, также оглянувшись, тихонько продиктовал: "Чур мои думы, чур мои мысли; чур глаза мои завидущи и товарищевы, во имя отца и сына и святого духа! Аминь!.."
-- Ну, брат, эту самую я и в Восточной Сибири слыхал.
-- Ну дак что?.. Вишь сколь далеко идет!.. Эвон куда стегнула! А поди-ка, дак наши же туда затащили; разве мало нашего брата и отсюль туда за колобродство уходит, проторили дорогу-то, поди, дак и вех не надо!..
На том мы и покончили на этот раз в такой интимной беседе. И странное дело, а все подобные охраны и молитвы действительно одинаковы по всей Сибири да едва ли не по всей Руси. Разница заключается в небольших варьянтах -- и только.
-- Ну, прощай, барин!.. -- сказал Павел, тихо поднимаясь со стула и подавая руку, взявшись другой за шапку и рукавицы.
-- А ты куда же торопишься -- ведь еще рано!..
-- Да, вишь, нельзя, сегодня у меня вечорка, ну, и надо взять хоть орехов да свечку купить.
-- Ох ты, старый хрен!.. Так ты еще по вечоркам ходишь!
-- Нет, барин!.. Ходить я не хожу, за это хозяйка обижаться станет; а, вишь, знакомые девки избу просили, вот и дозволил; а у меня просторно -- пусть попляшут, потрясут курдюками-то!..
-- То-то эти пляски, поди-ка, доведут до развязки.
-- Ну да всяко же бывает!.. Другая будто и мух не ловит, а уйдет, дак буровит!..
Павел уехал, а я невольно остановился на слове вечорка и припомнил многое-многое из давно прошедшего. Вот и в настоящую минуту, вспоминая этот разговор, я снова останавливаюсь на этом слове и также невольно спрашиваю читателя:
-- А знаете ли вы, что такое сибирская вечорка?..
И спрашиваю это потому, что мне почему-то думается, что, вероятно, немногие знакомы с нею, а потому и позволю себе сказать о вечорках хоть коротенько.
Вечорка -- это собрание девушек и молодых ребят; тут же бывают нередко молодые бабочки, мужья и даже маменьки и тятеньки взрослых дочек.
Вечорки устраиваются преимущественно осенью и зимою, хотя случаются и в другое время года, при праздновании свадеб, помимо так называемых девишников. Они делаются*болыпей частию в том доме, где живут зачинщики предполагаемого собрания; если же он мал или сложившиеся обстоятельства не позволяют сделать у себя вечорки, то просят помещения у тех односельчан, у кого большая изба или есть особая половина, а еще лучше -- горница.
Обыкновенно оповестителями устраивающейся вечорки бывают мальчишки, которые по указанию старших бегают по жительству и зовут или, лучше сказать, просят пожаловать на вечорку. Но в особо важных случаях хозяева сами ездят по домам и приглашают гостей, но это бывает только при просватании дочери или женитьбе парня. В обыденных же случаях мальчишки даже не заходят и в дома, а просто постучат в окно и кричат:
-- На вечорку милости просим!
-- А к кому? Где собираются? -- иной раз слышится из избы несколько голосов.
-- От дяди Максима -- к дяде Михею! -- кричит пискливо мальчуган и летит далее, утягивая ручонки в рваный полушубок несоразмерной величины с его маленькой и тощей фигуркой.
В избе, конечно, тотчас пойдут суды и пересуды, смешки и догадки, а затем приготовления к вечорке. Девушки обыкновенно умываются мыльцем, мажут волосы скоромным маслом, чешутся роговыми гребнями и лезут в сундуки за более пригожей одеждой.
Свободное копирование
